Лесной бродяга (рассказы и повести)

Достигнув места, где старый лисий след скрещивался с новым, и почуяв свежий, горячий запах, вожатый застопорил бег столь резко, что второй пес почти сшиб его с ног. Через несколько секунд собаки залаяли с удвоенным азартом, сопя и фыркая от острого щекочущего запаха. Потом они сделали круг и понеслись по свежему следу. В следующее мгновение они увидели лиса — он стоял на опушке елового перелеска и, оглядываясь, презрительно смотрел на них. В собачьих голосах зазвучали новые неистовые ноты, псы опрометью бросились к беглецу, готовые тотчас же схватить его. Но белый кончик похожего на пышное перо лисьего хвоста на какую-то долю секунды мелькнул перед их глазами и исчез в сумраке ельника.

Теперь гон был в разгаре, добыча близка, старый след забыт и оставлен). С диким ожесточением, которое все явственнее слышалось в свирепом лае, псы рвались напролом через кустарник, уходя все дальше от бесценной норы на берегу речушки. Уверенный в своей силе и ловкости, старый лис вел их мили[6] две по прямой, выбирая наиболее трудные места, самые крутые овраги, самую густую чащобу. Лис был проворнее и легче своих противников, поэтому он без особого труда держал их на расстоянии. Но он отнюдь не хотел совсем оторваться и уйти от врага — в этом случае собаки могли потерять охоту преследовать его и вернуться туда, к старому следу. Лис рассчитывал вконец измотать собак и скрыться от них в тех местах, откуда до заветного берега будет достаточно далеко: если псы, собравшись с силами, решат возобновить погоню, его старый след, ведущий к норе, уже нельзя будет уловить ни чутьем, ни зрением.

Тем временем из-за горизонта показался краешек солнца, осветив гряду нежных, отороченных перламутровой каймою апрельских облаков и бросая пучки длинных лучей на всю равнину. Эти длинные прямые лучи будто всколыхнули земной простор: их словно уже ждали и узкие ленты дорог, и открытые поля, и густые рощи, и мерцающие излучины реки — все, что только открывалось глазу, все вдруг как бы повернулось к далекому источнику торжественного сияния, потянулось к нему. В таинственных розовых отсветах восхода четко рисовалась фигура бегущего лиса — он казался теперь до странности большим и темным. Вслед за ним неслись двое преследователей — две фантастические, кошмарные, прыгающие тени. Несколько минут и лис и собаки бежали на свету утренней зари, потом вновь скрылись в темной чащобе.

Сейчас отважный и опытный старый лис — а по своей хитрости и доблести это был истинный Одиссей[7] всего лисьего племени — решил, что он увел врага достаточно далеко от своего жилища. Он считал, что наступило время, когда с собаками можно немного пошутить. Припустив что есть силы, он отбежал от них на безопасное расстояние, сделал две-три небольшие петли, а затем сбавил скорость. Скрытые кустами и деревьями, псы в это время не видели его, но он, ориентируясь по слуху, прекрасно знал, что они уже наткнулись на его петли. Различив в голосах собак ноту внезапной досады и смущения, он остановился и искоса посмотрел назад: если бы лисий род, наряду с другими своими лисьими способностями, умел еще и улыбаться, то теперь, глядя на эту серовато-желтую морду, можно было бы с уверенностью сказать, что лис улыбался. Не переставая ни на миг вслушиваться в тявканье и лай, лис скоро понял, что псы уже распутали его хитрые следы и опять приближаются к нему. Лис снова кинулся бежать вперед, измышляя новые уловки.

Спустя несколько минут лис выбежал к довольно широкому ручью, усеянному большими камнями. Он ступил было на лежащие в воде валуны, потом метнулся назад по собственному следу, сделал несколько шагов и, прыгнув изо всех сил в сторону, оказался на бревне, которое лежало среди кустов черники. Скользнув с бревна, лис пробежал немного назад, держа свой путь параллельно прежнему следу, и лег на сухом бугорке отдохнуть. Густые ниспадающие ветви тсуги создавали ему превосходное укрытие, а его зоркие глаза великолепно видели весь берег ручья и добрую сотню ярдов той дороги, по которой, держась следа, должны были пробежать собаки.