— Я этого опасаюсь! — проговорил Кучильо с зловещим видом: ложь, с целью поселить подозрение в душе испанца, ему ничего не стоила, так как таким способом он рассчитывал скорее и вернее осуществить свои замыслы, а кроме того, он находил, что это не более как должное возмездие с его стороны.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что моя совесть была бы совершенно спокойна, если бы пришлось… Да, черт побери! — добавил он вдруг резко. — Если бы мне пришлось отправить этого молодца к праотцам!
— Боже сохрани! — воскликнул живо дон Эстебан. — Впрочем, я допускаю, что ему все известно, но у меня в распоряжении сто человек, а он один! — добавил испанец, желая опровергнуть доводы Кучильо, в которых он усматривал простую алчность. — Не тревожьтесь о нем, я за него ручаюсь, держитесь спокойно и уверенно.
— Спокойно, как бы не так, — проворчал бандит, принужденный в присутствии своего господина, подобно злой собаке, ограничиться рычанием, имея в то же время горячее желание броситься и растерзать. — Это мы еще посмотрим…
— Я повидаюсь с этим молодым человеком, — добавил дон Эстебан, направляясь обратно к лагерю в сопровождении Кучильо, задававшего себе мысленно тревожные вопросы о том, что заставило Тибурсио допытываться, с каких пор его лошадь находится в его владении.
«Он задал этот вопрос именно в ту минуту, когда лошадь споткнулась, — раздумывал бандит. — Совершенно не понимаю, по какой причине, но во всяком случае мое правило — опасаться всего, что кажется непонятным!»
Когда де Аречиза и Кучильо достигли бивака, там царило какое-то странное смятение. Все лошади сбились вокруг самой старой кобылы, и пламя костра освещало их глаза, горевшие тревожным огнем. Они вытягивали шеи по направлению к людям, как бы ища у них защиты, иногда раздавалось громкое, полное ужаса ржание: видимо, инстинкт предупреждал животных о какой-то далекой, но страшной опасности.
— Вероятно, поблизости бродит ягуар, и лошади чуют издали! — проговорил один из слуг.
— Что из того! — возразил другой. — Ягуары нападают только на жеребят и никогда не осмеливаются броситься на сильную лошадь!
— Ты так думаешь? — подхватил первый. — В таком случае спроси у Бенито, что сделалось с его лошадью, которую он так любил.
Услышав свое имя, Бенито подошел к разговаривавшим.
— Однажды в такую же ночь, как сегодня, — начал он, — я заехал очень далеко от гасиенды Дель-Венадо, где тогда служил, и решил переночевать близ источника Охо-де-Агуа25
. Я привязал свою лошадь довольно далеко от себя, в том месте, где была погуще трава, а сам заснул непробудным сном, так как в тот же день проехал верхом более двадцати миль. Меня разбудило ночью яростное рычание и отчаянное ржание лошади. Луна ярко осветила, и все было видно довольно хорошо. Испуганный дьявольским ревом, я принялся раздувать костер, угасший, пока я спал, но мои усилия оказались напрасны, так как не сохранилось ни одного горящего уголька. Вдруг мимо меня проскакала моя лошадь; она, видимо, оборвала ремень, которым я привязал ее к дереву, хотя могла при этом запросто удавиться. «Вот тебе и на, — с досадой подумал я, — теперь ее придется ловить!» Не успел я это подумать, как невдалеке увидел громадного ягуара, преследовавшего лошадь с такой легкостью и быстротой, что каждый прыжок переносил его по крайней мере футов на пятнадцать вперед. Я понял, что моя лошадь погибла, и с волнением прислушивался к каждому звуку, но все было тихо кругом. Наконец, минут через десять, которые мне показались бесконечными, ветер донес до меня жуткий рев…Слушатели содрогнулись: яростное рычание заглушило последние слова Бенито; затем наступила гробовая тишина, в которой таился охвативший и людей, и животных безумный страх.
V. БЕНИТО ПРОЯВЛЯЕТ НЕКОТОРОЕ ПРИСТРАСТИЕ К ЯГУАРАМ
Старый слуга мог бы беспрепятственно продолжать свой рассказ, не рискуя быть прерванным: очевидность близкой опасности, соседство грозного хищника парализовало языки всех слушателей.
Но Бенито невольно замолчал и сам, обдумывая средство спасения; наконец, дон Эстебан прервал воцарившееся молчание.
— К оружию! — закричал он.
— Это бесполезно, сеньор, — возразил старый вакеро, к которому быстро вернулось самообладание благодаря его привычке к опасности. — Главное — не давать угаснуть огню.
С этими словами он подбросил в костер хворосту, и пламя сразу осветило окрестность и горстку испуганных людей, взметнув к небу сноп искр.
— Беда только, если они чувствуют сильную жажду, — проговорил Бенито, — это, к несчастью, с ними часто случается, и тогда…
— Что же тогда? — с беспокойством прервал его один из слушателей.
— Тогда ягуар не боится ни людей, ни огня, — продолжал вакеро, — и, по-моему, если нет особой надобности заграждать ему дорогу, то лучше всего убираться по добру по здорову, куда подальше. Эти звери обычно более страдают от жажды, чем от голода.
— А что же будет после того как он напьется? — спросил Бараха, чувствовавший себя, видимо, очень скверно.