Лесной бродяга

Сенатор и дон Эстебан возглавили кавалькаду; за ними следовал Тибурсио, которому снова пришлось ехать за спиной Кучильо, так как на этот раз не оказалось ни одной свободной лошади, а затем ехали трое слуг. Молодой человек невольно думал о том, что купил тайну местонахождения россыпей клятвенным обещанием отомстить за смерть Арельяно; Кучильо же обдумывал способы избавиться от Тибурсио при первой же возможности.

День начал склоняться к вечеру, когда наконец вдали показались строения Дель-Венадо. Некоторое время путешественники продолжали еще продвигаться вперед по дороге, окруженной с обеих сторон лесом; в ту минуту, когда они находились уже на опушке, и перед ними открылась поросшая густой высокой травой прерия, из чащи неслышно вынырнули два вооруженных человека, уже знакомые нам охотники.

— Ты, вероятно, ошибся, спутав его с кем-то похожим, — сказал тихонько канадец.

— Я убежден, что это он самый! — возразил младший охотник. — За эти пятнадцать лет он очень мало изменился, и лицо и осанка все те же. Даже голос такой же, как в то время, когда я был простым микелетом, по прозвищу Хосе-Сонливец. Память и слух ничуть не изменили мне, а потому, Розбуа, будь уверен, что я не ошибаюсь!

— В самом деле! — проговорил Розбуа. — Гораздо легче встретить врага, чем отыскать потерянного друга!

И канадец грустно оперся на свою винтовку, продолжая следить глазами за удаляющейся кавалькадой, которая вскоре въехала в ворота гасиенды.

Закатившееся солнце еще золотило своими лучами горизонт и вершины холмов, но едва закат померк, дали подернулись ровной сероватой дымкой вечернего тумана. Оба охотника снова скрылись в лесной чаще, казавшейся еще страшнее и таинственнее в стремительно густеющем сумраке.

VIII. ГАСИЕНДА ДЕЛЬ-ВЕНАДО

Гасиенда Дель-Венадо представляет собой, как почти все постройки, расположенные на границе с землями индейских племен, от которых следует ожидать ежеминутно нападения, нечто среднее между домом и крепостью. Построенное из кирпича и тесаного камня, окруженное со всех сторон зубчатой террасой, с массивными дверями, это здание могло бы выдержать продолжительную осаду гораздо более искусного в военной стратегии врага, чем соседние племена апачей.

На одном из углов гасиенды возвышалась трехэтажная башня, сложенная также из камня. В случае взятия приступом главного корпуса, она могла бы предоставлять для обитателей дома вполне надежное убежище. К башне примыкала небольшая часовня.

Гасиенду со всех сторон окружала высокая ограда из свай и пальмовых деревьев, за которыми были расположены, кроме главного господского дома, также всевозможные пристройки, помещения для слуг, вакеро и приезжих, часто обращавшихся к хозяину с просьбой о гостеприимстве. Вне ограды гасиенды расположилось около тридцати хижин, принадлежавших семьям пеонов29, служащих на гасиенде. При угрозе нападения они покидали свои жилища и собирались в доме, образуя, таким образом, довольно значительный гарнизон.

Такова была гасиенда Дель-Венадо, об обитателях которой мы скажем несколько слов в ожидании прибытия туда маленького отряда дона Эстебана.

Дон Августин обладал несметными богатствами; кроме золотых рудников, расположенных недалеко от гасиенды, ему принадлежали бесчисленные стада крупного и мелкого скота; табуны мустангов, мулов и быков паслись на свободе среди обширных прерий и лесов, составлявших на протяжении двадцати миль в окружности владения дона Августина. В Мексике частенько встречаются такие обширные владения, принадлежащие одному лицу; во Франции, к примеру, каждое из них составило бы целый департамент.

Однако и здесь дон Августин де Пена славился своими богатствами далеко за пределами своих владений, и его дочь донья Розария, или Розарита, как ласково называл ее отец, считалась самой богатой наследницей в крае. Немудрено, что она сделалось мечтой многих честолюбцев, не только из-за своей действительно редкостной красоты. Но будь она даже самой бедной девушкой, вокруг нее все равно всегда теснилось бы множество поклонников.

В отдаленных мексиканских провинциях андалузский тип уже значительно переродился, но Розарита сохранила его во всей чистоте, и, кроме того, в ней счастливо сочеталась удивительная испанская красота с замечательной свежестью лица, свойственной по преимуществу уроженкам севера. Розовые щечки дочери дона Августина придавали еще более блеска ее глазам и черным, как вороново крыло, волосам.

Тропическое солнце ничуть не попортило удивительной белизны ее кожи. Одним словом, все в ее очаровательной особе — ручки, ножки, талия и походка — дышало особой прелестью, охарактеризованной испанской поговоркой: «Derama sol у perdoua vidas»30.

В испанском языке нет ничего выше этой похвалы. Розарита цвела в мексиканских степях, подобно цветку кактуса, который, по преданию, распускается лишь ночью, так что ни одно человеческое существо не может насладиться его красотой и упиться нежным ароматом.