Лесной бродяга

— Что за вопрос?!. Разве может быть излишней поспешность там, где дело касается счастья?

Трогадурос сделался задумчив; невольное недоверие закрадывалось ему в сердце и отравляло его радость. Он проговорил смущенным и озабоченным тоном:

— Я готов был жениться, признаюсь вам, ради богатства на какой-нибудь уродливой наследнице, где уродство в какой-то мере искупалось бы ее состоянием. Теперь я поражен неожиданной красотой моей будущей невесты!

— Может быть, вы недовольны этим?

— О нет, но нежданное счастье пугает меня. Мне кажется, что за этой блестящей перспективой от меня скрывается тяжелое разочарование, какое именно — я не могу теперь отгадать!

— О человеческое сердце! — удивился дон Эстебан. — Я не ожидал такого возражения с вашей стороны! Вам предлагают счастливую будущность, а вы впадаете в какое-то непонятное недоверие. О бедный Деспильфаро! — смеясь, продолжал испанец. — Я вас считал гораздо дальновиднее, мой милый!..

— В самом деле, — снова начал сенатор, восхищаясь своей проницательностью, — почему вы уступаете другим этот перл красоты, не говоря уже о ее богатстве, когда вы сами…

— Когда я сам мог бы на ней жениться?! Но что поделаешь, у меня нет склонности к браку. В прежнее время, как и все, я готов был совершить эту традиционную неосторожность, но со мной случилась история, которая встречается довольно часто: моя возлюбленная вышла замуж за другого! Я, правда, очень быстро утешился, но… А как вы думаете, кто я? — вдруг спросил он.

— Кто вы? Да не кто иной, полагаю, как знатный испанский сеньор Эстебан де Аречиза!

— Вот это делает честь вашей проницательности! Итак, я просил руку доньи Розарии для знаменитого сенатора Трогадурос-и-Деспильфаро, а потому уже ни в каком случае не могу занять его место!

— Но почему же вы ранее не попросили ее руки для себя?

— Почему? А потому, что если бы донья Розария была еще втрое прекраснее и богаче, то во всяком случае она для меня не достаточно богата и прекрасна!

Деспильфаро подскочил от удивления.

— Да кто же вы, позвольте спросить, чтобы пренебрегать подобной партией?

— Не кто иной, как вы сами сказали, как сеньор дон Эстебан де Аречиза! — спокойно сказал испанец.

Сенатор три раза молча прошелся по комнате, собираясь с мыслями. Однако недоверие все еще не покидало его.

— Во всем этом есть что-то такое, — проговорил он наконец, — чего я не могу себе объяснить, а чего я не могу себе объяснить, того и не понимаю!

— Что ж, логично! — насмешливо кивнул дон Эстебан. — Неужели я ошибся на ваш счет, милейший мой? Я оказал вам честь, предполагая, что вы стоите выше некоторых предрассудков, но, кажется, ошибался. Положим, если бы в прошлом доньи Розарии было нечто такое… такое, одним словом, что пришлось бы начисто отбросить некоторые предрассудки, женившись на ней, неужели миллионное приданое и миллион радужных надежд в придачу не имели бы никакого значения в ваших глазах? — продолжал он, как бы желая испытать нравственную стойкость человека или, вернее, силу и пригодность орудия, из которого он рассчитывал извлечь личную выгоду, так как в руках дона Эстебана сенатор являлся всего лишь простой вещью.

Деспильфаро упорно молчал.

— Я жду ответа! — снова начал дон Эстебан, которому замешательство его собеседника доставляло явное удовольствие.

— Вы в самом деле жестоки, дон Эстебан! Вы любите припереть людей к стенке. Я, я… Карамба! Это такой затруднительный вопрос…

Дон Эстебан прервал эту несвязную речь; замешательство сенатора было для него достаточно ясным ответом на вопрос. Ироническая улыбка мелькнула на губах испанца, и, перейдя затем сразу на серьезный тон, он сказал:

— Послушайте, сеньор Трогадурос, с моей стороны было бы недостойно продолжать шутку, в которой замешана честь женщины! Прошлое доньи Розарии так же чисто, как ее чело!..

Сенатор вздохнул с облегчением.

— Во-первых, — снова начал дон Эстебан, — я требую к себе полного, неограниченного доверия; и потому я первый подам и вам пример также полной откровенности: успех великого дела, которое я предпринял, зависит от этого. Узнайте же прежде всего, кто я таков. Де Аречиза — вымышленное имя; что же касается моего настоящего титула, который принадлежит мне с детства, то я дал клятву, что ни одна женщина в мире, даже такая, которая была бы прекраснее и богаче доньи Розарии, не разделит его со мной. Неужели же теперь, когда на моих висках уже пробивается седина, я изменю этой клятве, от которой зависит весь мой успех в будущем?! В большинстве случаев женщина служит препятствием к достижению цели, а донья Розария, являющаяся для вас ступенью для восхождения к лучшему будущему, служит в этом отношении редким исключением!..

Во время этого разговора дон Эстебан встал и теперь ходил по комнате с взволнованным видом, почти не обращая внимания на своего собеседника, с лица которого еще не вполне исчезло выражение недоверия.

— Вы хотите более точных объяснений? — снова начал испанец. — Извольте, я дам вам их!