Лесной бродяга

Де Аречиза не придавал никакого значения тому, что Тибурсио известна тайна Вальдорадо, однако сильной любовью к нему дочери дона Августина племянник представлял непреодолимое препятствие к достижению честолюбивых целей испанца. Весь так тонко продуманный план действий мог натолкнуться на неожиданное препятствие: брак сенатора, обещавший такие неисчислимые выгоды благодаря двухмиллионному приданому, половина которого предназначалась на политические цели и на утверждение влияния Трогадуроса в сенате Ариспы, — все оказывалось невыполнимым по милости Тибурсио. Де Аречиза понимал, что другого решения нет: или отказаться от своей мечты, или уничтожить Тибурсио. Он мысленно остановился на втором решении; оставалось только обдумать способы его выполнения, а для этого понадобится помощь Кучильо, поэтому испанец наконец прервал молчание.

— Неуклюжий дурак! — промолвил он достаточно громко для того, чтобы бандит мог услышать его слова.

— Ваша светлость изволит так выражаться обо мне? — спросил тот тоном, в котором звучала наглость и приниженность, вследствие только что испытанного поражения.

— О ком же другом! Женщина сумела бы выполнить то, что вам не удалось. Вы не умеете взять своего врага ни хитростью, ни силой, и не вмешайся я…

— Я не отрицаю, что ваше вмешательство оказалось мне чертовски полезно, — перебил Кучильо, — но должен напомнить, что без вашего вмешательства, когда мы ехали по дороге в Позо, у нас не появился бы такой опасный враг, как Тибурсио, от которого мы не знаем, как теперь отделаться!

— О каком моем вмешательстве вы тут толкуете? — спросил дон Эстебан.

— Вчера вечером, когда я ехал с ним верхом вдвоем, этот молодчик начал наносить мне оскорбления и грозить. Я намеревался без дальних разговоров покончить с ним с помощью карабина, как вдруг явился ваш посланец Бенито, поклонник тигров, которого вы прислали с лошадью и водой. Само собой разумеется, я должен был отказаться от своего намерения. Нет, сеньор Эстебан, добродетели нам с вами не к лицу, от них только лишние хлопоты!

— Говорите только за себя, — прервал испанец, гордость которого возмутилась при таком сопоставлении своей личности с бандитом. — Как же оскорбил ваше достоинство этот молодец, хотя мудрено оскорбить то, чего нет?

— Он нанес мне оскорбление, предположив, что моя лошадь…

Кучильо сразу остановился, сообразив, что чуть не сболтнул лишнего.

— Спотыкается на левую ногу, — презрительно закончил дон Эстебан. — Старая история об убийстве Арельяно!

— Я не убивал его! — воскликнул бандит. — У меня были с ним старые счеты, но я от всего сердца все ему простил.

— Какое великодушие! Однако довольно шуток. Необходимо во что бы то ни стало убрать этого молодца с нашей дороги. Раньше я испытывал к нему какое-то непонятное сострадание и не считал его опасным, но теперь мое мнение изменилось. Если я дал вам тогда пол-унции за его спасение, то теперь готов дать двадцать унций, чтобы его уничтожить!

— Вот это правильно! Не следует никогда изменять своим правилам, сеньор Эстебан, и браться не за свое дело. Завтра во время охоты на диких мустангов мы позаботимся о том, чтобы его лошадь сломала ему шею о какое-нибудь дерево или сбросила бы его в пропасть. В любом случае он не возвратится с охоты!

— Завтра, — нетерпеливо повторил испанец. — А вы можете поручиться за завтрашний день? Никогда не следует ничего откладывать; ночь достаточно темна, этот парк огромен, и вас трое против одного, следовательно, вы можете покончить с ним сегодня же. Ведь может статься, что завтра я уже изменю свое решение.

Эта угроза испугала Кучильо.

— Карамба! — воскликнул он. — Однако ваша светлость не любит откладывать дела в долгий ящик! Да, впрочем, оно и к лучшему. Все спят, хотя, по правде говоря, удивительно, что крики девчонки не всполошили всю гасиенду.

Действительно, благодаря позднему ночному часу никто в доме не услыхал происходившей в саду борьбы между Тибурсио и его двумя противниками, а потому Кучильо мог спокойно привести в исполнение приказание испанца.

Сообщники расстались, и бандит поспешил к себе, где ожидали его Бараха и Ороче, а дон Эстебан направился в свою комнату.

Луна ярко светила, мерцали в вышине звезды, воздух был напоен всевозможными ароматами, и ничто не предвещало готового совершиться преступления. Все спали мирным сном на гасиенде. Трогадурос почивал и видел радужные сны о своем будущем величии и богатстве, а дон Августин уже видел себя тестем могущественного сенатора, не подозревая, что зародившееся в сердце его дочери нежное чувство готово разрушить все его планы. Один дон Эстебан беспокойно ходил по своей комнате, желая и вместе с тем страшась исполнения своего приказания. Частый стук в дверь известил его о приходе Кучильо.

— К черту улетели мои двадцать унций! — воскликнул бандит, войдя в комнату с искаженным злобой лицом. — Птичка упорхнула!

— Он бежал? И вы допустили это! — с гневом проговорил дон Эстебан.