Лесной бродяга

Едва бывший микелет успел высказать свое недоумение, как новое зрелище, представившееся глазам охотников, послужило ответом на его слова.

— Нагнитесь, нагнитесь, ради Бога! — прошептал он, первым подавая пример своим спутникам. — Индейцы тоже занимаются охотой!

Действительно, на равнине показались новые охотники, не в пример более опасные, чем койоты.

Дюжина диких мустангов, которых канадец и Хосе чуть раньше заметили направляющимися к водопою, теперь испуганно метались по равнине: за ними неслось несколько невесть откуда появившихся индейских всадников, сидящих на своих неоседланных лошадях подогнув колени почти к самому подбородку, чтобы предоставить полную свободу движениям своих лошадей. Сперва показались только три индейца, но мало-помалу число их возросло до двадцати. Некоторые были вооружены копьями, другие размахивали кожаными плетеными лассо, причем все испускали дикие вопли, служащие у них выражением и радости, и гнева.

Хосе бросил на канадца вопросительный взгляд, как бы желая выяснить, принял ли он во внимание подобную случайность, когда рассчитывал привить Фабиану любовь к бродячей жизни. Возможно, впервые за долгое время их совместных странствий он заметил во взгляде своего товарища смятение и неуверенность. И этот мрачный, но достаточно красноречивый взгляд послужил ответом на немой вопрос бывшего микелета.

«Это лишний раз подтверждает, — раздумывал про себя Хосе, — что слишком сильная привязанность в сердце самого отважного человека приводит его в трепет за судьбу того, кто ему дороже жизни; а потому такие люди, как мы, не должны иметь привязанностей. Даже такой храбрец, как Розбуа, и тот потерял присутствие духа!»

К счастью, наши охотники могли быть почти наверняка уверены, что даже опытный глаз индейцев не в состоянии отрыть их убежища, а потому, когда миновала первая тревога, вызванная неожиданным появлением краснокожих, они успокоились и хладнокровно стали наблюдать за движениями своих врагов.

В продолжение некоторого времени индейцы преследовали испуганных мустангов. Всевозможные препятствия, которыми изобилуют обманчиво кажущиеся совершенно гладкими равнины: рытвины, кочки, острые кактусы, не могли остановит этих неустрашимых наездников. Нисколько не замедляя бешеного галопа и не стараясь объехать препятствий, всадники перепрыгивали через них с неподражаемой ловкостью. Фабиан, будучи сам великолепным наездником, с восторгом наблюдал за удивительной ловкостью краснокожих; однако меры предосторожности, которые наши охотники вынуждены были принять, чтобы не привлечь внимания индейцев, лишали их возможности видеть целиком картину той удивительной и страшной охоты, предметом которой они очень легко могли сделаться сами, если бы невзначай выдали свое местопребывание.

Необозримые равнины, еще недавно погруженные в ленивую тишь и спокойствие, внезапно превратились в арену, на которой разыгрывались красочные, шумные и зловещие сцены. Почти доплывшему до противоположного берега оленю предстояло выйти на него и помчаться стрелой вперед в сопровождении стаи воющих койотов. Испуганные лошади носились по равнине, спасаясь от своих преследователей, испускавших пронзительные вопли, заглушающие вой хищников. Мустанги описывали всевозможные круги, пытаясь избежать лассо или направленного в них копья. Бесчисленные голоса эхо вторили завыванию койотов и разноголосому реву дикарей, сливавшихся в дикую какофонию.

При виде Фабиана, смотревшего горящими от удовольствия глазами на новое для него зрелище и совершенно забывшего об опасности, которой они подвергались, Розбуа старался вернуть себе обычное спокойствие и самоуверенность, благодаря которым он выходил цел и невредим из куда более серьезных переделок.

— Да, — заметил он, — городские жители никогда в жизни не увидят подобного зрелища; такое можно наблюдать только в пустыне!

Однако в голосе охотника против воли слышалось волнение, так что он вынужден был замолчать, чтобы скрыть свою тревогу. Он охотно пожертвовал бы не одним годом своей жизни для того, чтобы избавить свое дорогое дитя от подобных зрелищ. Тайное предчувствие близящейся беды еще более усиливало его тревогу. Зрелище хотя и не изменилось, но сделалось еще напряженнее, поскольку неожиданно появилось новое действующее лицо, которому предстояло сыграть короткую, но трагическую роль. То был всадник, и по одежде наши охотники тут же догадались, что это белый.