Я тоже нашёл глазами тоненькую белую палочку, которая едва виднелась на воде ближе к другому берегу. Она всё удалялась.
– К кустам, к кустам идёт! – радостно повторял папа. – Не горюй, Юра: мы её ещё подцепим!
Мама тоже следила за удочкой.
– Ах, только бы к берегу подошла!
Наконец рыба подтащила удочку к кустам.
Тут мы все трое – папа, мама и я – со всех ног бросились через плотину на другой конец омута.
Вот и кусты. На воде возле них слегка покачивается сломанный конец удочки. И поплавок тоже спокойно покачивается на воде.
Может, удочка уже пустая? Может, рыба давно уже сорвалась?
Папа крадучись подошёл к берегу, вошёл по колено в воду и протянул руку к удилищу… и вдруг оно подпрыгнуло, как живое, и бросилось прочь. Папа за ним бултых прямо в воду. Весь мокрый выскочил на берег.
О радость, о счастье! В руках у него была обломанная удочка. Она сгибалась в дугу, и леска опять, как тугая струна, так и резала воду.
Напуганная рыба тянула вглубь и никак не шла к берегу.
Но папа и не пытался пересилить её. Он то отпускал леску, то вновь слегка подтягивал.
Папа старался утомить рыбу. А мы с мамой затаив дыхание следили за этой борьбой.
Наконец утомлённая рыба показалась на поверхности и даже немного повернулась на бок, блестя серебряной чешуёй
.Тогда папа осторожно передал мне обломок удилища:
– Тащи, только потихоньку, не торопись.
Я схватил в руки удочку и, забыв всё на свете, изо всех сил потащил на берег.
– Тише, тише, оборвёт! – закричал папа.
Рыба бросилась в глубину. Я потянул к себе.
У берега в густой траве что-то сильно зашлёпало, завозилось.
Папа и мама кинулись туда. И тут я вновь почувствовал в руках какую-то лёгкость. «Оборвалась, ушла!»
Но в тот же миг папа выкинул далеко на берег сверкающую чешуёй рыбу.
Она тяжело шлёпнулась в траву и забилась, запрыгала в ней.
Мы подбежали к добыче. Подминая зелёные стебли, в траве лежал крупный голавль
. Я схватил его обеими руками и начал с восторгом разглядывать.Спина у него была тёмно-зелёная, почти чёрная, бока серебряные, а голова большая, широкая. Потому, наверное, эту рыбу и назвали голавль.
– Ну, поздравляю тебя: теперь ты – настоящий рыболов! – радостно говорила мама.
– Да, да, рыболов! – добродушно смеялся папа. – Опять чуть не упустил. Он уж с крючка сорвался, я его еле успел в траве схватить.
– А что же ты от него хочешь, ведь это его первая настоящая добыча, – защищала меня мама. – И всё-таки он её сам вытащил.
– Конечно, конечно, – согласился папа. – Идёмте скорее к удочкам может, там без нас ещё что попалось.
Тут мы с мамой взглянули на папу, да так и ахнули. Он был мокрый и весь в грязи. Хорошо ещё, что погода стояла жаркая.
Папа отжал немного одежду и весело махнул рукой:
– Ничего, до вечера всё высохнет!
Мы вернулись к нашим удочкам. Действительно, на одной из них у папы сидел большой окунь
.Папа дал мне из своих ещё одну удочку, вместо моей сломанной, и мы продолжали ловить. Но я уже не столько ловил, сколько всё бегал к соседним кустам, под которыми в густой траве, прикрытый от солнца лопухами, лежал мой голавль. И каким же он мне казался огромным и красивым!
Мама тоже то и дело подходила к голавлю, трогала его рукой, качала головой и улыбалась. Наверное, она радовалась моей удаче не меньше меня.
И папа всё поглядывал на меня и говорил:
– Что, брат, доволен, а?
Весь этот день я чувствовал себя самым счастливым человеком.
Я поймал ещё двух ершей
. А папа наловил много разной рыбы и даже поймал щуку. Вообще день вышел на славу.Мама развела на берегу костёр, приготовила обед и чай.
Потом мы опять ловили рыбу. Мама тоже ловила с нами и вытащила окуня.
Наконец, когда уже начало темнеть, папа с мамой собрались ехать домой. А мне ужасно не хотелось уезжать. Кажется, так всё лето и просидел бы здесь, у реки, под старыми вётлами
, глядя на поплавок. Но делать было нечего.Уложили в тележку удочки, рыбу и все пожитки, запрягли лошадь и поехали домой.
Вечер был прохладный, ясный. На западе уже догорала заря. В полях громко кричали перепела, словно выговаривали: «Спать пора, спать пора!»
Слушая их, я и вправду немножко задремал. А перед глазами всё рябила вода и поплавки на ней…
Вдруг мама тронула меня за плечо:
– Смотри, Юра, смотри скорей!
Я очнулся. Мы проезжали через берёзовый лесок. В воздухе пахло свежей берёзовой горечью. Я поглядел в глубь леса, куда указывала мама.
«Что это? Будто крохотный голубой огонёк светится в тёмной ночной траве… А вон, немного подальше, ещё и ещё. Или это в каплях росы отражаются звёзды? Нет, не может быть…»
– Видишь, светлячки
, – сказал папа. – Хочешь – набери их в коробочку, а дома выпустим в сад. Пусть у нас живут.Папа остановил лошадь, и мы с мамой принялись собирать этих светящихся жучков, которых в народе так хорошо прозвали ивановым червячком.
Мы с мамой долго ходили по густой влажной траве, отыскивая крошечные живые звёздочки. А над головой сплетались тёмные ветви деревьев, и в их просветах тоже, как светлячки, сверкали далёкие голубые звёзды.