— Вот-вот! Тут выплыли вопросы протокола. Я же водяной князь, значит тут шишка, но без году неделя, а Дед — старый и в большом авторитете. Но ладно, я всё утряс, бочонок с мёдом откопал, поляну на Щучихе накрыл. И выплыл, значит, ко мне, ты не поверишь! Настоящий ихтиостег! Весь зелёный, в чешуе, башка плоская, глаза на выкате, хвост как у сома, лапы перепончатые, торчат в разные стороны, только чтоб тину разгребать, а как насчёт по земле ползать — сомневаюсь!
Федя перевёл дух и рассмеялся:
— Лапы-то у него перепончатые и в стороны торчат, но как бочонок с мёдом увидел, сел на пень ровно, на свой хвост, жбан в лапах держал крепко и ни капли мёда не пролил, всё в себя!
— Вот ведь! — не выдержала мавка, — И эти тоже пьянствуют!
— Э! Не наезжай! — возмутился Федя. — Мы, водяные, только мёд пьём, и только по особым случаям! А вот лешие это да! Они и водку и самогон хлещут. А если кто местный к ним забредёт, так там и недельный запой могут устроить. Так что ты, Ваня, правильно сделал, что к лешим не пошёл. Тебя б уже споили.
— Ладно, учту, — кивнул Ваня, — ты давай дальше рассказывай.
— Значит поведал мне этот дед сказку, которая ходит у местных водяных уже давно…
— Давно это?… — уточнила Света.
— Когда он ещё головастиком плавал, эту сказку уже рассказывали. Говорит слух этот идёт с таких глубин, куда он заплывать не может. Говорят, что на самой большой глубине есть большая пещера, по слухам получается где-то с километр, дно у неё уже гранит. И ещё говорят, что глубже этого места до самых Уральских гор не найти. Там, на дне этой пещеры есть озеро. То-есть на дне вода, а сверху — воздух. Вода эта идёт снизу, из гранитного основания, есть там трещины, потому вода горячая и ядовитая. И воздух тоже ядовитый… Ну тут я не знаю, Дед-то холоднокровный, ему и тридцать градусов — кипяток…
— Ты это, на холоднокровных не кати… — начала было мавка, но Федя отмахнулся:
— Ты себя с жабами не сравнивай. А этот вообще, жаборыб. Кстати, Дед реально прикольный: только вылез из тины, сразу же: «Ты меня жаборыбом не зови! Хе-хе! Я сам знаю! Хе-хе!».
— Ладно, склифософский! — в тон ему рассмеялся Ваня. — Потом расскажешь, а сейчас давай, ближе к телу!
— Я, кстати, может тебя с ним ещё познакомлю, — пообещал Федя и продолжил: — Ну так вот: вода горячая, ядовитая, но там кто-то живёт, как бы не с докембрия, а посреди озера торчит остров, на нём лежит камень. Что за камень — никто не знает, там ещё ни разу не было никого, у кого глаза есть. Сколько он там лежит тоже неясно. Говорят — всегда там был. И вот время от времени этот камень что-то испускает. Это что-то идёт по пещерам, как волна по трубам. Где-то пересекается, где-то гаснет, где-то наоборот, по дороге меняется и выходит на поверхность… Ну вот как оно на Щучихе вышло. Наши эту штуку, кстати не любят. Когда оно проходит, всякая пакость случается. Мутанты всякие появляются, мозги может перекосить, даже водяным, что помельче. Вот, как-то так.
Какое-то время все сидели молча, переваривали услышанное. В конце концов Ваня не удержался, спросил:
— А этот Водяной Дед он тоже с тех пор, как рыбы выползали на сушу?
— Да откуда? — рассмеялся Федя. — Столько не живут, даже водяные. Просто в верхних ярусах пещер полно всяких реликтов. Через провалы, да та же Щучиха, они выбираются кормиться, подышать, а чуть ниже живут и нерестятся. Наверху их ещё иногда за крокодилов принимают.
— А чего они постоянно в этих болотах не живут? — удивилась Надя.
— Так они же не зря в своё время вымерли, — равнодушно пожал плечами Федя. — Наверху их всех быстренько сожрут.
После было обязательное общение с маменькой и бабушкой, а уже дома, в избе, Света подступилась к Ване с серьёзным вопросом:
— А теперь колись! Чего уже который день такой смурной ходишь? Как будто здесь и не здесь.
Естественно, Ваня принялся отпираться. Столь же естественно и то, что долго напора Светы он выдержать не смог и раскололся:
— Я же волхв. Мне надо осваивать Свет и Тьму, также как мы осваивали стихии.
Сказал и замолчал.
— Ну и что? — спросила нетерпеливая мавка. — Даже я со стихиями справилась.
— Вы не понимаете… — голос волхва стал хриплым. — Это совсем другое… Стихии, они как бы вне нас, а Свет и Тьма в нас. Они определяют кто мы и что мы делаем…
— Как Добро и Зло? — уточнила Надя. Она выглядела озабоченной.
— Нет. Это ещё одно измерение. Но они пробуждают в нас определённые качества, стремления, чувства. Свет это общность, это любовь, братство, сопричастность… Это открытость и честность… И вера…
— Так это же и есть добро! — воскликнула Надя.
Ответила ей Света, со скептической миной:
— Угу… Когда ты, в ряду верных товарищей, стоишь на краю пустыни, осиянный знаменем Пророка и ждёшь приказа, чтобы выступить в поход… И вот, на трибуну поднимается фюрер, он поднимает руку, — она воздела к потолку кулак с оттопыренным средним пальцем, — и говорит: «Дойчен зольдатен… н… н…».
Ваня судорожно кивнул: