Гед спокойно кивнул, продолжая улыбаться:
– Я родился очень слабым. Моя мать посвятила меня Ягине, и та благословила меня на жизнь. Теперь она мне как вторая мать.
– Не знала, что старые боги на такое способны, – Зофья потупилась. Почему ни одна её молитва к Единому не была услышана и никто ей не помог?
– Мы сами наделяем их силой. Своей верой в чудо мы делаем его возможным.
– Ягиня права. Люди очень злые, они не щадят таких… таких, как мы. Изгоев, – Зофья отвела взгляд к окну, в котором различались разве что звёзды на тёмном небе.
– Зло есть в каждом, как обратная сторона луны. Во мне, в тебе, даже в Ягине. Но это не значит, что надо прятаться в увядающем Ирие. Нужно бороться, надеяться и верить. Если каждый зажжёт свечу в своём сердце, то Вечерний всадник обязательно победит и разгонит сгустившийся над нами Мрак.
– Но я не верю в Вечернего всадника. Я даже не знаю, кто это.
– Пускай! Какая разница, как называть свет в наших душах? Он либо есть, либо его нет, – ответил Гед и добавил, закончив трапезу: – Ступай спать. Завтра встанем пораньше, и я отведу тебя в город.
– Но твоя матушка нас не отпустит, – заспорила Зофья.
Его доверительные речи вселили в неё смелость. Едва знакомый Сумеречник оказался к ней добрее, чем единоверцы, которых она знала всю жизнь!
– Отобьёмся, – отмахнулся он и ушёл, не поинтересовавшись, что Зофья не хотела покидать Ирий.
Дорожка вернула её в терем. Зофья легла спать. Гед разбудил её засветло: коснулся плеча, а когда она открыла глаза, приложил палец к губам. В его руке плакала свеча, на плече висел охотничий лук, а за спиной – колчан со стрелами.
Он принёс мужскую одежду: штаны с рубахой, сапоги и плащ из оленьих шкур. Зофья оделась, и они поспешили вниз по ступенчатому гульбищу, которое упиралось в конюшню. Гед вывел оттуда двух уже посёдланных гнедых лошадей. Верховые, тонконогие – в их крае диковинка, доступная только для господ.
– Я не умею, – растерянно покачала головой Зофья.
Гед фыркнул:
– Садись и держись за гриву так крепко, как только можешь. Что бы ни происходило, главное, не упасть.
Поводья одного коня были примотаны к передней луке. К кожаным подперсьям крепились черепа со светящимися глазами. Гед подсадил Зофью в седло и, словно птица, вспорхнул на второго коня.
Хоромы был тихими и сонными в предрассветный час. Стоило выехать с поляны, как загорелись окна, послышались грохот и крики.