Лесной туман

– Ох, да брось, – отмахнулась Вея. – Ты больше чем на две мили от леса не отойдешь, а он сегодня на коне, да без поклажи.

– Шесть миль, милая, – промурлыкал голос. Ведьма замерла. Врет, скорее всего, но… а если правду сказал? С него станется подразнить, а потом принести какую-то вещь Желана. И гадай – лежит братец под березкой, или просто он пояс стащил, пока тот отвернулся.

– И зачем? – она старалась, чтобы голос был ровным, но он все равно услышал.

– Ну, я голоден, – казалось, туманник тянется, как нежащийся кот. – А это мой дом. Вначале моя еда меня не пускает, а потом и мужиков водить начала – непорядок.

– Каких мужиков, это брат мой, – возмутилась ведьма, к двери подходя и руки на груди скрещивая, хотя Заруба этого и не увидел бы.

– А это ещё бабка надвое сказала, – прошипел негромко туманник.

И такая обида ведьму взяла. И так живет одна, старой девой помрет, а тут туманник ещё потешается, гулящей её выставляет.

Забыла она, с кем дело имеет – только и хотела, по морде наглой надавать. Один засов упал, второй сдвинулся, и хлынул в сени воздух ночной, холодный.

Не сразу Вея туманника увидала – человека высматривала. Сдвинулась темная ночь, мазнула её по бедру, да в избу прошла. Зверь из туманника вышел знатный – в холке до бедра ей доставал, а ежели шею выпрямил бы, то до лопаток бы дотянулся. Шерсть была черная, будто припыленная чем-то синевато-серым. Такого ночью точно не заметишь, пока глаза не откроет. Яркие, зеленые, как у человека-Зарубы, только зрачок вертикальный. По виду на волка похож, только морда длинная, вытянутая.

Оглянулся зверь через плечо, на неё посмотрел, и Вея услышала голос, теперь только понимая, что он никогда не шел от самого туманника, а появлялся сразу у неё в голове.

– Дверь-то закрой, избу выстудишь.

«Если я закрою дверь, то меня не сразу найдут, – промелькнула быстрая мысль. Но вскоре её догнала вторая, успокаивающая: – Зато, если он будет здесь, Желана не тронет».

Ведьма прикрыла дверь, задвигая засов, и вторую, ведущую в сени тоже.

Туманник сидел у печки, распушив длинную шерсть, не иначе как грелся у огня. Прямо как домашний пёс, который пробрался в хозяйский дом.

– Ужином-то покормишь? – деловито поинтересовался он, вертя носом, будто видел избу впервые. Вея достала горшок с остатками каши, фыркнула:

– И куда тебе, на стол ставить, иль на пол?

Туманник недовольно заворчал и, раскрыв пасть, сжал зубами её ногу, чуть выше колена. Но не укусил, просто показал, что может.

– На стол ставь. Нашлась мне тут, языкастая.

Диво, но полакомился туманник только кашей, а потом и вовсе у печки растянулся и засопел довольно – уснул.

За всю ночь Заруба потревожил Вею только однажды – уже ближе к утру растолкал и потребовал его выпустить. Только уже проснувшись и крепко подумав, ведьма поняла. Он и не собирался её есть.

Поначалу да, но потом что-то изменилось. Может интересно стало, может тоскливо в лесу одному – хочется к людям выходить, да те боятся все. А может ещё что.

От одной мысли Вея почувствовала, как горячая кровь хлынула к щекам. Нет, ну… нет. Не могло быть такого. Или могло?

Заруба не менялся. Проходил день за днем, вот уже и лето к концу катится, а туманник как тот лес – разве что на рубаху вторую, шерстяную накинет.

Он все так же иногда заходил, разве что теперь это иногда было порой и ночью. Вея знала, что если, притащив добычу, он не пришел на следующий день к обеду – будет ночью. Но уже не в зверином облике, разок побренчав плошкой по столу, потом человеком приходил.

Сказки не врали – ниже колена под штанами топорщилась густая звериная шерсть, а по полу цокали когти. Ему было неудобно – лапы хуже держали, нежели ноги, но он особо и не ходил. Так, усядется за лавку, отужинает, и на той же лавке и растягивается подремать.

А к рассвету всегда уходит.

И почти всегда, они говорили. Вея рассказывала истории из детства, как убегали с сестрой от матери в лес и встречали рассвет на большом валуне. Маленьких дочек ведьмы не трогала нечисть, а от волков добрый леший оберегал. Ну, как добрый – это своих он любил, чужих и завести мог. Или как в подполе прятались, пока мама беса из человека выгоняла. Редко такое было – истинно бесноватых почти не встречается, но порой случалось. И каждый раз как первый.

Когда Вея начала ей помогать, то думала, что привыкнет, но нет. Всё так же, и знаком этот безумный взгляд, и все же отличался от других чем-то. Иной раз казалось, что до сердца достанет.

Туманник слушал внимательно, переспрашивал и уточнял, что не понял. И в долгу не оставался – свои байки травил. О том, как с водяным в наперстки играют, и как русалки им мешаются, как детишки в лесу до ночи сидят, чтобы байки про страшного туманника проверить.

– Боятся, что жрать их приду, – смеялся Заруба. – А на кой ляд они мне – кожа да кости. Один раз даже мавок отгонять пришлось, и рычать из-за куста, как пёс дворовый, ей-ей, только чтоб домой уже бежали.

– Ох, да брось, – смеется ведьма. – А когда в дом-то стучишься, и детишек небось не отпускаешь.

Туманник только плечами пожимает: