ЛЕСНОЙ ЗАМОК

Тем не менее эти две молодые женщины — кормилица и императрица — делали всё от них зависящее, чтобы не докапываться до истины. И сам Ники тоже. Как мне представляется, он не без удовольствия решил, что настолько крупная, что она не казалась ему новорожденной, Ольга, повинуясь здоровому инстинкту, предпочитает материнскому молоко здоровой русской крестьянки. Я же, будучи отъявленным циником, полагаю, что обеим женщинам — при всех их кардинальных различиях — пришлась по вкусу эта неожиданно открытая (хотя и обставленная всевозможными предрассудками) телесная связь.

В любом случае, менее чем через полгода половая жизнь супругов возобновилась.

Петербург, 29 марта 1896

… Мой сладкий Ники, словами не выразить, как глубоко я люблю тебя — все сильнее и сильнее, с каждым днем все глубже и преданней. Любимый мой, сладкий, веришь ли ты мне, чувствуешь ли, как стремительно бьется мое сердце — и только для тебя, о муж мой?

Ники так великодушно отнесся к тому, что вместо наследника престола Алике подарила ему девочку, что и сама императрица, к собственному изумлению и восторгу, начала чувствовать «стремительное сердцебиение» в минуты, когда он был с нею, и это произошло впервые, или, по меньшей мере, мне кажется, что впервые. Кроме того, телесные взаимоотношения меняются и мутируют. Скажем, Ольга смирилась с материнским молоком и теперь брала у Алике грудь, даже в те мгновения, когда та пила утренний кофий с императором.

Главное же внимание мы по-прежнему уделяли предстоящей коронации. Предстоящей и уже близящейся. Уместно добавить, что всех присутствующих на месте события бесов охватил восторг вдохновения пополам с ужасом ожидания. Когда беснуется простая толпа, это одно дело, а когда великое множество народа, собравшееся на грандиозную церемонию, понятно, совершенно другое.

 7

Коронация должна была пройти в Москве 4 мая, и весь город украсили двумя гигантскими вензелями — «Н» (Николай) и «А» (Александра). Для зрителей предполагалось воздвигнуть трибуны и смотровые площадки; были предусмотрены также фальшивые фасады — огромные вывески, призванные скрыть от взора на царском пути самые безобразные городские строения. Москву захлестнула волна пришлого люда, в том числе и заморского. Москвичи, живущие в домах, мимо которых пролегал царский путь, сдавали «смотровые помещения» любопытствующим. Место у окна, выходящего на улицу, стоило — на время от рассвета до заката — двести рублей. Извозчика можно было нанять только на месяц, и это влетало уже в тысячу двести. И бесполезно было спорить, доказывая, что извозчик нужен лишь на неделю или что за такие деньги можно купить дюжину хороших лошадей. Даже скромное место далеко не в первом ряду на сколоченной наспех трибуне стоило от десяти до пятнадцати рублей, и жаловаться на это было некому. А за отдельный балкон просили все пятьсот.

Нелегко было и поселиться в гостинице. Власти заранее забронировали целые этажи для иностранных гостей королевской крови, представителей дипломатического корпуса, вельможных особ, знаменитых писателей и художников, банкиров, магнатов и олигархов. Французы, преисполненные решимости произвести впечатление главных и самых надежных союзников русского царизма, пошли на расходы в размере двухсот тысяч рублей. Главными союзниками еще совсем недавно были немцы, а сейчас их дипломаты сняли в окрестностях Москвы дворцового типа усадьбу всего за семь тысяч, причем наметили устроить там даже не бал, а всего лишь музыкальный вечер. Возможно, немцы рассчитывали на непогоду, однако тут они просчитались. Открытие торжеств прошло 9 мая под безоблачным небом.

Военный парад не должен был уступать самым величественным образцам прошлого. Ники с Алике предстояло въехать в Кремль через Спасские ворота, предварительно проделав путь примерно в десять километров из временной резиденции в Петровском замке. Поскольку никто не делал тайны из того, что этому событию предстояло затмить знаменитый въезд Людовика XIV в Реймс в 1654 году, процессия должна была продемонстрировать всему миру воистину безграничные возможности Российской империи. Первыми ехали казаки в алых мундирах с серебряными эполетами, синих штанах и черных сапогах для верховой езды; следом — азиатские князьки из регионов с непроизносимыми названиями в одеждах, каких испокон веков не видывали в Европе; сама эта экзотика властно напоминала о том, сколько далеких варварских земель завоевали русские за последние несколько столетий.

За азиатскими князьками ехал главный церемониймейстер коронации в сопровождении двенадцати высших сановников, двадцати пяти камергеров, членов суда и Государственного совета, а уж за этой высшей знатью — полки императорской конной гвардии.