Лесной замок

Однако она проявила излишнюю самонадеянность, то есть все ту же амбициозность. Ей захотелось, чтобы Ади научился самостоятельно расстегивать крючки, на которые застегивалась его одежонка. И так оно и случилось. Мальчик демонстрировал ежедневный прогресс до тех пор, пока однажды не уколол себе палец. А после этого не хотел сам расстегиваться уже ни в какую. У нее иссякло терпение. Он был так близок к успеху — и вдруг все сорвалось. В конце концов она прикрикнула на него, и это был определенно первый раз, когда он узнал, что мать может разговаривать и в таком тоне. И взбунтовался. Уже понимая, как дорог матери, то есть вполне сознательно, так же сознательно, как следил за Алоисом, избивающим Лютера. Тогда для него наступил момент истины. Он еще не понимал разницы между человеком и собакой, и Лютер казался ему точно такой же персоной, как отец, но он увидел окончательный результат и мгновенно осознал его значение: Лютера охватил невыразимый ужас, и тем не менее он не разлюбил хозяина.

Значит, понял Ади, и Клара не разлюбит его, даже если он прекратит ее слушаться. Теперь ему разрешили разгуливать по дому с голой попкой, и он приноровился гадить аккурат рядышком с горшком (правда, только в тех случаях, когда отца не было дома). Что заставляло Клару мысленно наорать на него — только мысленно, однако столь отчаянно, что Ади словно бы слышал каждое не произнесенное ею слово. В результате чего он почувствовал себя ее хозяином.

Он зашел слишком далеко. Однажды утром, пока она драила пол на кухне, он размазал свои какашки по валику мягкого дивана в гостиной и всмотрелся в дело рук своих, испытывая странное, но приятное волнение: на сей раз ситуация выглядела по-новому. В ней появился элемент риска. Тем не менее он сам покажет ей, что за безобразие учинил. Тем более!

На этот раз она и впрямь застыла как вкопанная. Она почувствовала, что он сделал это нарочно, и не произнесла поэтому ни слова. Она принялась молча обтирать диван, а он опять обкакался и начал смеяться, да так, что его стошнило, но она, никак не реагируя на приступ веселья, неласково обтерла и подмыла его. Это произвело на него такое впечатление, что ночью он поднялся и отправился к ней в спальню. Алоис перед этим отсутствовал целую неделю (его вызвали на предварительное собеседование в Пассау), но как раз незадолго до полуночи вернулся домой. Поскольку мальчик уже повадился захаживать к матери в спальню, когда она ночевала одна, сейчас его удивило, что, когда он заглянул в полуоткрытую дверь, из спальни послышались тихие причитания и повизгивания, а затем во всю бычью глотку заорал Алоис. Откуда-то из-под него доносилось материнское поскуливание, нежное и вместе с тем страдальческое, словно ее мучали, но мучали понарошку и эта мука вот-вот… ну, еще немного… ну, уже прямо сейчас обернется радостью… Нет, еще нет! Сквозь полуоткрытую дверь (нарочно не закрытую, чтобы услышать, если малыш вдруг проснется и заплачет) он увидел нечто непостижимое уму: нечто четвероногое и четверорукое, нечто составленное из двух людей, лежащих друг на дружке валетом. Он увидел голый череп и пышные бакенбарды Алоиса меж материнских ног. И тут, не произнеся ни слова, его отец внезапно принял сидячее положение. И оказалось, что он сидит у матери на лице!

Адольф ушел прочь так же бесшумно, как подкрался, но теперь все стало ясно. Мать изменяет ему. И как раз в этот миг из родительской спальни донеслись заключительные крики — столь отчаянные, что это заставило его вернуться. Светила луна, и он видел, как отец обрабатывает Клару всем телом, глухо состукиваясь пивным брюхом с ее животом. А она скулит как собака. И прямо-таки с собачьей преданностью! «Уродец, скотина, тварь, ёбарь! Да!!! Да!!! — И тут же снова: — Да!!!» Ни малейших сомнений: она была счастлива. Да!!!

И он никогда не простит ее. В свои два годика он понял это прекрасно.

А пока суд да дело он наконец удалился в детскую. Но продолжал слышать их даже оттуда. В соседней кроватке (одной на двоих) хихикали Алоис-младший с Анжелой. «Гуси-гуси, га-га-га!» — повторяли они вновь и вновь.

 6

Он заорал, требуя грудь, всего через полчаса после того, как Клара забылась таким безмятежным сном, какого не знала долгие годы.