Лесной житель

Судя по карте, озеро должно быть где-то здесь. Григорий уже час кружил по лесу, несколько раз натыкаясь на собственные зарубки, оставленные им на деревьях, чтобы не заблудиться. В душу на скользких лапках закрадывалась тревога. А что, если  не найдет? Без воды он в лесу и дня не протянет. Не могло ли озеро пересохнуть? Тьфу ты, что за чушь! Ручеек может пересохнуть, но озеро!

Григорий остановился, оперся о ствол дерева, и попытался собраться. Так, прежде всего, нужно прогнать дурные мысли и эту мерзкую тревогу. Григорий расслабил плечи, взглянул вверх на небо. Высоко над ним пролетело несколько птиц. Вороны? Постепенно его дыхание восстанавливалось. Чем больше он смотрел на небо, тем спокойнее становился. Серое пространство манило в свои просторы, Григорий чувствовал, как растворяется в нем, как его охватывает покой и единение с этим большим, но родным ему миром. И небо, и тихий шелест голых ветвей и трепетание на ветру одиноких желтых листьев, из последних сил, удерживающихся на сбросивших листву деревьях, и ласка свежего холодного ветра по щеке - все это земное. И он земной, он принадлежит этому миру. Это его земля, его деревья, его лес, его ветер. Это его дом.

С детства Гриша привык считать домом несколько маломерных ячеек в высотке, которые являлись квартирой его родителей. Здесь он чувствовал себя защищенным, как в крепости. Ведь были сложные замки на двери и решетки на окнах. И в эту дверь могли войти, воспользовавшись ключом, только его родители, а так же те, кого родители признали хорошими людьми. Там же за дверью был другой мир, полный опасностей, и злоумышленников. Григорий вспомнил, как мама все время теряла ключи в доме, сколько папа ее не учил, чтобы вешала на специальный крючок в прихожей, все без толку. Кинет где попало, а потом ищет. Зато искала она  своим оригинальным способом, который для мальчика Гриши всегда был поводом поиграть в веселую игру. Стыдно признаться, но иногда Гриша специально снимал ключи с крючка, чтобы поиграть с мамой. Способ назывался «ну, и не надо». Мама говорила ключам, как будто они были живые:

«Не хотите находиться? Ну, и не надо! И вовсе мне не нужны никакие ключи, не ищу я их. Даром они мне сдались! Я ищу расческу». Так она принималась ходить по дому и приговаривать. Где же расческа? Да, не эта другая - синенькая. На удивление ее хитрость всегда имела успех, и ключи быстро находились.

Григорий потянулся, отошел от дерева и громко крикнул: «Не находишься? И не надо! Даром ты мне сдалось! Мне нужно найти тонкие веточки, чтобы утеплить пол». И он стал искать веточки. Кусты ореха, встречающиеся ему на каждом шагу, не годились. Их ветки были жесткими и ломкими. Нужно что-то другое. А вот и то, что нужно. Григорий заприметил заросли ивняка. Ивовые прутики прекрасно подойдут… ну, и дурачок же я!

Ива - это же водное растение, значит озеро там.

Григорий вприпрыжку кинулся к ивняку, так и есть.

Судя по карте это и было то самое озеро, хотя при ближайшем рассмотрении оказалось всего лишь небольшим прудом. Но это отца Герасима пруд, подумал Григорий, и он имеет право назвать его, как хочет, хоть океаном. У берегов пруд начал покрываться льдом, скоро, чтобы добыть воду, нужно будет рубить прорубь. Григорий набрал, принесенную с собой цистерну водой, нарубил ивовых прутиков, сколько смогло уместиться у него на плечах, и направился к дому. Завтра он снова придет к озеру и послезавтра. На ближайшие девять месяцев этот пруд  станет его Григория озером, если Бог сподобит дожить.

Глава 5

Того, Кто вечно был и есть,

Рождает миру Дева днесь.

И Неприступному Ему —

Непостижимому уму

Земля нашла уже приют.

И в небе ангелы поют,

И пастухи спешат с холма,

И пред Звездой теснится тьма,

А за Звездой идут волхвы.

И в эту ночь познали мы,

Как ради нас родиться мог

Младенец — Он же вечный Бог.

Григорий пел во всю силу голоса, закрыв глаза и прислонившись к бревенчатой стене хижины. Когда он окончил очередной Рождественский куплет, то, смахнув ладонью набежавшие слезы, поднялся и прочитал церковный кондак Рождеству. Затем перекрестился и уселся за кое-как сколоченный из бревен стол, на котором был «сервирован» праздничный ужин: компот из сухофруктов, банка тушенки, гречневая каша и диабетический хлебец. Если не считать, тушенки, то подобным образом Григорий ужинал, чуть ли не каждый день. Но тушенка береглась только на самые большие праздники, такие как Рождество, и если Бог даст дожить, то Пасха. А компот в честь праздника был особенно наваристый, не экономный.