Предводитель огляделся. Махнул рукой: «Туда!»
Отряд круто забрал влево. Скоро меж сосен блеснула гладь озера. Где-то вдали, за деревьями, слышался слабый гул водопада.
— Так, водопад есть. Все слышат? Верная примета — летом ни с чем не спутаешь. Скоро должен быть первый ручей, что в озеро впадает, — сказал Прозор. — Про него Витольд говорил. Нам по нему вверх. Недолго осталось.
Впрочем, до ручья добрались не так быстро, как рассчитывал Прозор. Сначала путь вендам преградил вековой ельник. Венды изумленно рассматривали небывалый диковинный лес. Седые лесные красавицы в нем росли невиданной высоты и стати. Казалось, их вершины упираются в небо! Они так плотно переплетались своими могучими приземистыми ветвями, что под ними было даже невозможно пройти, а не то, что на лошади проехать! Пришлось искать более легкий и светлый путь, и далеко объезжать неприветливую чащобу.
Неприветливую потому, что около ветвей вились стаи злющих здоровых комаров и мелкой, но от этого не менее злобной мошкары. А ведь вся эта лесная гнусь должна была появиться не раньше чем через пару месяцев. Все это было странно и необычно. Серые облачка, звеня, устремились к вендам.
— Ну и лешачье место! — пробурчал Прозор, с удивлением глядя на седые ели, и шлепая впившегося в щеку одного комара, за тем другого… — Сколько в лесу живу, но на такие заросли ни разу не натыкался! Точно — лешачьи!..
Послышались звучные шлепки. Злое комарье одолевало румяные наливные щеки молодцев. Под красные рубахи набилась мошка — хоть горстями выгребай! Тела сразу же невыносимо зазудели, зачесались и засвербели.
— Ну их, эти ели! — Борко, лишенный возможности отбиваться обеими руками, чуть не взвыл. — Едем отсюда, Прозор! В жизни такого гнилого места не видел!
— Погоди, может, проход узрим. Ничего, потерпишь немного. И не такое бывает.
— А может там и вправду леший живет? — прошептал Добромил, — Как думаешь, Любомысл? Может там его дом?
Старик молчал, отмахиваясь от одолевающей лесной напасти. Что тут скажешь? В лесу он не так силен, как Прозор. Да и с другими вендами, что всю жизнь прожили в родном лесу, ему не тягаться. То, что с лешим как-то в карты довелось сыграть — так ведь это случайно вышло. Леший же потом не приглашал его к себе в гости! «Мол, мил человек, проигрался ты знатно! Так давай я тебя, сирого да неразумного, хоть отблагодарю, чем могу! Хоть жилье свое покажу, обиходю и спать уложу…» Хотя да — эта заросль, этот ельник странен. Очень странен… Казалось, им кто-то нарочно преграждает дорогу; посылает иным путем; не хочет, чтобы они увидели нечто скрытое. Ну да ничего, объедут! Чужие тайны их не интересуют — своих хлопот полон рот. Вон, кажется, вон там — впереди — светлеет. И снова озеро сверкнуло. Да и гнус, наконец перестал одолевать. Потихоньку тучи мошкары возвращались в свое логово — к елям. Старик перевел дух и отмахиваясь от остатков комарья серьезно ответил:
— Может и живет, княжич… Вот только проверять мы это не будем. Сейчас другое важнее. А если полезем в этот ельник, чтобы путь сократить, — так еще и неизвестно, когда из него выберемся.
Впрочем, лезть в ельник — и так и так — не пришлось. На путников обрушилась новая напасть. Неожиданно, сзади, высоко, у вершин деревьев послышался непонятный шелест. Он нарастал, приближался. Венды обернулись на звук, и!.. Над ними, шурша кожистыми крыльями, невыразимо тонко пища пролетела стая больших черных летучих мышей. Да что там стая! Летучих тварей было сотни, тысячи! Они летели со всех сторон! Они жадно ловили кружащую вокруг людей мошкару, резко взмывали, падали — чуть не касаясь дружинников. Дело могло обернуться худо. Это Прозор сообразил сразу.
— Ходу! — прорычал богатырь. — Рубахи на головы! Волосы прикройте!
И не мешкая, выпростав рубаху, задрав полу и прикрывая ею голову, дернул удила, разворачивая и направляя жеребца прочь — подальше от гнилого места. Лошадей понукать не пришлось: сообразили, что эта летучая напасть и им не сулит ничего хорошего. Кони пошли вскачь, сами выбирая дорогу. Когда умные животные отнесли людей на безопасное расстояние — подальше от ельника, и, перейдя на шаг, остановились, Прозор, переведя дух, осторожно выпростал голову.
Богатырь тряхнул хвостом белокурых волос, будто проверяя, не вцепилась ли в них какая-нибудь неосторожная тварь. Давно известно, летучая мышь облетает любое препятствие. В темноте она ловко и быстро может скользить меж густых зарослей, не задев — и даже не шелохнув — ни одного листочка. Но вот в волосы, особенно длинные и густые как у вендских дружинников — пусть и забранные в косицы или хвосты на затылках — они вцепляются с непонятным — то ли удовольствием, то ли злобой. Налет летучих мышей мог кончиться плачевно: изодрали бы головы, да искусали так, что лечиться пришлось бы не один день. И хорошо если б только изодрали. Порой укус летуна приносит страшную болезнь, название которой — бешенство.