Лесные братья

— Патронов у нас мало, бомбы доставать все труднее становится! Помните адрес в Чусовой, что дал мне приезжий лбовец? Завтра я сам туда отправлюсь и попробую! Может быть, и достану!

На следующее утро лошадьми он уехал. В Чусовой он быстро нашел нужного ему человека. Человек знал условный пароль лбовцев. Принял он Алексея осторожно в сумерках, запер крепко за ним ворота. И до полуночи проговорили они.

Человек жил замкнуто в небольшом каменном домике. Приехал он сюда приблизительно год тому назад. Чем он занимался, соседи точно не знали. Несколько раз полиция делала у него обыски, но все безрезультатно. Очевидно, был он опытен и хитер. Он пообещал Алексею, свести его завтра вечером к другому человеку, у которого можно будет получить все необходимое.

— Когда? — спросил Алексей.

— Завтра в восемь!

Алексей стал прощаться, но хозяин уговаривал его остаться ночевать. Алексей было согласился, но вспомнил, что у него есть дело к одному из рабочих прокатного цеха, и ушел, несмотря на предупреждение хозяина, пообещав завтра быть ровно к назначенному часу.

Выходя из дома, он то и дело осторожно оборачивался. Один раз, когда ему показалось, что идущий за ним по дороге человек не так пьян, как хочет казаться, — Алексей быстро завернул за угол, пробежал немного, завернул снова и скрылся за разбросанными домиками заводского поселка.

«Неужели выследили и узнали? — подумал он. — Нет, вряд ли! Вероятно, это просто за его домом иногда посматривают! Ну и заинтересовались: кто это такой оттуда вышел? А все — таки надо быть начеку».

На следующий день к вечеру Алексей запоздал немного, и вот почему: пробираясь к каменному домику, он увидел, как в распахнутое окно противоположного дома высунулась, но тотчас же спряталась форменная фуражка жандарма.

«Как он тут живет? — подумал Алексей. — Рискованное соседство! Или это слежка?»

Алексей постоял на углу, потом обошел квартал и с противоположной улицы заглянул через ворота во двор, который, по его мнению, должен был выходить к нужному ему дому. На дворе было пусто. Он осторожно открыл калитку, перелез через забор и очутился возле бани, прилегающей к каменному домику. Затем тихонько, чтобы с улицы не было слышно, отворил дверь в сени, ощупью пробрался к скобке и, дернув ее, быстро вошел в комнату.

Рука его моментально рванулась к маузеру, ибо по меньшей мере восемь жандармов, очевидно, не ожидавших его появления со стороны черного хода, повскакивали из-за стола.

«Засада!» — сообразил Алексей и, не раздумывая, разрядил пол — обоймы в бросившихся к нему жандармов, выскочил в сени. Перемахивая через забор, он почувствовал, что пуля оцарапала ему правое бедро. Почти тотчас же за ним вслед из-за забора выглянула голова одного из преследователей, но моментально спряталась, услышав свист пули, пролетевшей над самым ухом.

«А! — подумал взбешенно Алексей, рыкая в темноту. — Поймать захотели, собаки! И здесь выследили… Ну хорошо!»

Злоба цепко стискивала ему горло: злоба не за полученную рану, а за то, что ему не удалось достать патронов и бомб, за то, что своим появлением он окончательно засыпал и провалил ожидавшего его человека.

Он до того обезумел от бешенства, что, ничего не соображая, пошел на станцию и без всяких предостережений взял билет на первый попавшийся поезд.

Так, почти не помня самого себя, он доехал до станции Пашия. Почувствовал жажду, слез и пошел в буфет. По дороге в коридоре он встретил лениво позевывающего жандарма и опять почувствовал приступ охватывающей ярости. Теряя всякое благоразумие, на глазах у всех он застрелил жандарма. Затем подошел к стойке, налил полный стакан водки, которой он раньше никогда и в рот не брал, залпом выпил. Потом, играя блеском двух маузеров, заставил расступиться оцепеневшую публику и ушел, прихрамывая, в двери, за которыми метался, как неприкаянная душа, черный горячий ветер.

Поздно разоблаченный провокатор

Прошло несколько летних месяцев. О Штейникове не было ни слуха. А он в это время лежал в землянке, на которую наткнулся, спасаясь от преследовавших его ингушей. В бородатом, полусумасшедшем человеке он узнал беглеца, спасшегося через разломанную трубу. Помешательство у Али-Селяма было тихое. Иногда он оставлял впечатление нормального человека. Понемногу Штейников, оправившись от раны и вывиха, узнал всю правду об Али-Селяме.

Одного только он никак не мог понять, кто помог бежать Али-Селяму. Не мог потому, что и сам Али-Селям не знал этого. Иногда он морщил лоб и говорил о какой-то записке, полученной им через окно в ночь побега. Штейников много раз спрашивал, какая это записка, от кого, к кому, куда он ее дел. Тогда Али-Селям тер виски, силясь припомнить что-то, но вспомнить не мог.