Лесные братья

Да здра-вству-ит Россия!

Да здра-вству-ит Совет…

«А, чтоб тебе! – с невольным восхищением подумал

Димка. – Вот наяривает!» – И бегом пустился вниз.

На берегу он увидел невысокого худенького мальчугана, валявшегося возле брошенной на траву небольшой сумки. Заслышав шаги, тот повернулся, оборвал песню и посмотрел с опаской на направляющегося к нему Димку:

– Ты чего?

– Ничего… Так!

– А! – протянул вполне удовлетворенный мальчуган. –

Драться не будешь?

– Чего?

– Драться, говорю, а то смотри, я даром что маленький, а так отошью!

Димка, больше чем кто-либо не имевший никакого желания драться, поспешил в этом уверить мальчугана и спросил его в свою очередь:

– Это ты пел?

– Я.

– А ты кто?

– Я – Жиган, – горделиво ответил тот. – Жиган из города, прозвище у меня такое.

Димка с размаху бросился на траву и, заметив, как тот испуганно отодвинулся сразу, ответил, усмехаясь:

– Барахло ты, а не Жиган, разве такие жиганы20 бывают? А вот поёшь ты здорово…

Жиган хотел было сначала обидеться, но последняя фраза весьма польстила ему, и он самодовольно стал рассказывать Димке:

– Я, брат, всякие знаю. На станциях, по эшелонам за-

20 Устаревшее ныне слово «жиган» означало в то время «вор, налетчик». Но это ничего общего не имело с кличкой Жиган. Гайдар использовал его в повести как один из многих элементов иронии.

всегда пел. Все равно хуть красным, хуть петлюровцам, хуть кому… Если товарищам, скажем, тогда «Алеша-ша»

или «Лазарет». Белым, так тут надо другое: «Раньше были денежки, были и бумажки», «Погибла Россия», ну, а потом

«Яблочко». Его, конешно, на обе стороны можно, слова только переставлять нужно…

С минуту посидели молча.

– А ты зачем сюда пришел? – спросил с любопытством

Димка.

– Крестная у меня тут, бабка Онуфриха, – такая стерва, ешь ее пес. Я пришел, думал отожраться малость, хоть с месяц. Куды там, насилу-насилу в дом-то пустила. «Чтобы, говорит, через неделю и духу твово тут не было. Какой ты мне, к черту, крестник!..»

И Жиган вздохнул искренне.

Димку с матерью и Топом Головень тоже все время грозился выгнать из дома, а потому он невольно почувствовал некоторую внутреннюю связь между собой и Жиганом и спросил участливо:

– А потом ты куда?

– Куда-нибудь, где лучше.

– А где?

– Кабы знал, тогда что… найтить надо.

Стало совсем темно, что-то плеснуло в воде негромко, и затихла речка снова.

– Рыба, – проговорил Жиган.

– Лягва, – отозвался Димка, – рыбы ни черта не осталось. В прошлый месяц солдаты всю бомбами поглушили.

Во-о-о какие выплывали!.. У нас тогда двое щуку жарили…

Вкусная!

Воспоминание о еде заставило обоих вспомнить о своих пустых желудках. Поднялись и пошли тропкой к огородам. У плетня остановились.

– Приходи завтра к утру на речку, Жиган, – предложил

Димка.

– Приду.

– Раков по норьям ловить будем…

– Не врешь?..

– Ей-богу, право!

Весьма довольный Димка перескочил через плетень.

Тихонько пробрался на темный двор, где заметил сидящую на крыльце мать. Он подошел к ней и, осторожно дернув за рукав, сказал серьезно:

– Ты, мам, не ругайся. Я нарочно долго не шел, потому

Головень меня здорово избил…

– Мало тебе еще, – ответила она, оборачиваясь.

Но Димка слышал все – слова обиды, и горечь, и участливое сожаление, но только не гнев…

– Мам, – заглянул он ей в глаза, – я жрать хочу как собака, и неужто ты мне ничего не оставила?.

* * *

Пришел как-то к заброшенным сараям Димка печальный-печальный.

– Убежим, Жиган! – предложил он после некоторого молчания. – Закатимся куда-нибудь отсюда подальше…

Жиган посмотрел на него удивленно и спросил недоверчиво.

– Тебя мать пустит?

– Ты дурак, Жиган! Когда убегают, тогда никого не спрашивают… Головень злой, как аспид… Из-за меня мамку гонит и Топа тоже…

– Какого Топа?

– Братишку меньшого… Топает он чудно, когда ходит, ну вот и прозвали… Да и так надоело дома.

– Убежим, – охваченный этой мыслью, оживленно заговорил Жиган. – Мне, брат, что не бежать? Хоть сейчас…

По эшелонам собирать будем.

– Как собирать?

– А так, спою я что-нибудь, потом скажу: «Всем товарищам нижайшее почтенье, чтобы были вам не фронты, а одно наслаждение, получать хлеба по два фунта, табаку по три осьмушки, не попадаться на дороге ни пулемету, ни пушке». Тут, как зачнут смеяться, снять сей же момент шапку и сказать: «Граждане, будьте добры, оплатите детские труды»…

Димка удивился легкости и уверенности, с какой Жиган выбрасывал эти фразы, но самый способ существования ему не особенно понравился, и он высказал пожелание, что гораздо лучше бы вступить добровольцами в какой-нибудь отряд, организовать собственный, уйти в бандиты, в партизаны и вообще сделать что-нибудь такое… более современное. Жиган особенно не возражал, и даже наоборот, когда в течение дальнейшего разговора Димка благосклонно отозвался о красных, потому что они за революцию, он вспомнил, что служил раньше у красных.