Лесные братья

Блеснул свет от большого электрического фонаря, похожего на прожектор, и нащупываемые яркой полосой света беглецы упали за камень.

– Придется отстреливаться, – шепнул Вере Баратов.

И, примостившись за камнем, они положили удобней винтовки.

Подпустив к себе на близкое расстояние всю партию, Баратов, Вера и дядя Иван дали внезапный залп по преследователям.

Огорошенные такой неожиданной встречей, те с криком бросились обратно и попрятались за камнями и за уступами.

Штольц ничего не понимал. Штольц был взбешен. Но луч прожектора, впившись в угол, объяснил ему все.

– Их только четверо! – крикнул он. – Кроме того, из них один раненый, а другая женщина.

В это время из глубины пещеры подошла другая партия людей Штольца, тащившая за собой инструменты. И через минуту бешеная стрельба взбудоражила многовековой покой темных сводов. Выстрелы блестели, как молнии. На секунду блестящие сланцевые своды рассыпались миллионами отблесков, потом становилось опять темно.

– Плохо, – сказал Баратов. – Плохо, Вера. Они возьмут сейчас нас живьем. Мы расстреляем все патроны, и тогда наступит конец.

– Надо стрелять меньше. Мы пройдем тем входом, откуда мы вошли, – ответили Вера.

– С ним не пройдешь, там круто больно, – шепотом добавил дядя Иван и с внезапно набравшейся вдруг откуда-то храбростью бабахнул из своего допотопного ружья.

– Бегите, – сказал, расслышав последние слова, Реммер.

– Бегите одни, зачем из-за меня всем пропадать.

Но Вера категорически запротестовала, запротестовал

Баратов, и даже робкий обыкновенно дядя Иван и тот сказал:

– Да нет уж, когда такое дело, так пропадать всем вместе. Нападающие, умолкшие было на несколько минут, открыли вдруг бешеный огонь. Прожектор потух, и все четверо побледнели, потому что поняли, что сейчас вся масса кинется в темноте вперед.

Но вдруг случилось что-то совершенно неожиданное, непонятное ни той, ни другой стороне. Высоко на стене засверкал какой-то огонек, и тусклый свет обрисовал контуры огромного отверстия. Над головами у обороняющихся своды пещеры дрогнули от могучего загрохотавшего взрыва, и в самой гуще нападающих сверкнуло огромное пламя, точно там разорвался тяжелый артиллерийский снаряд.

Все были так ошеломлены случившимся, что оцепенели в первую минуту. Потом оставшиеся в живых люди из партии Штольца с воем бросились назад к выходу.

Долго еще металось эхо по закоулкам таинственной пещеры, долго осыпались камни со стен, наконец что-то затрещало, заохало, и тяжелый пласт земли наглухо закрыл вход.

– Никого нет, все ушли, – сказала Вера, и голос ее был до странности спокоен и безучастен ко всему.

– Тише, кто-то есть, – сжимая ей руку, ответил Баратов.

Невдалеке послышался голос Штольца, он звал кого-то из инженеров и отчаянно ругался.

– Штольц еще цел, слышишь? – сказал Баратов. – До тех пор, пока он цел, мы не можем быть спокойны. Он не знает, вероятно, что мы еще тут, и у него нет теперь прожектора. Надо подобраться к нему в темноте и захватить его. Я это сделаю.

Он взял у Веры маузер, оставил свою винтовку и пополз. Он полз недолго, потому что услышал рядом какие-то голоса. Вдруг за поворотом он увидел дымный свет от факела, потом с силой отброшенный факел полетел в сторону. Ему слышно было, как, схватившись, отчаянно боролись двое. Потом борьба прекратилась, и стало тихо.

Подождав немного, Баратов пополз дальше. Потом встал.

И не выпуская из руки маузера, ощупывая левой рукой стену, пошел вперед. Но идти ему пришлось недолго. Нога его наткнулась на что-то мягкое, он пощупал – внизу лежал человек. Тогда он зажег фонарик, навел его на лицо лежащего и отступил в ужасе.

Перед ним лежал Штольц. Лицо его посинело, глаза выкатились, а на шее виднелись следы чьих-то сильных пальцев. Он был задушен.

Вернувшись, Баратов рассказал обо всем товарищам.

– Тут кто-то да есть. Теперь это ясно. Я и раньше подозревал. Помнишь, Виктор, когда мы с тобой слыхали кавалерийский сигнал. Скажи… Но я не понимаю, ты с кем передавал записку.

– Ни с кем, – упрямо повторил Реммер. – Я запечатал ее в флягу и бросил в воду.

– Нет, – покачивая головой, вставя свое слово, сказал

Иван. – Нет, эдакой записки мы не получали, а только иду это я, значит, ночью, вдруг слышу, за мной кто-то хрустит.

Ясное дело, я испугался и припустил. А кто-то как сиганет за мной. «Чего, – говорит, – дурак, бежишь, передавай вот эту записку, да пусть скорей приходят». Ну, я, конечно, и опомниться не успел, и человека мне из-за темноты не видно, а он шасть – и нет его. Гляжу, а у меня в руке записка лежит.

– Не знаю, – усталым голосом ответил Реммер, – не знаю, я и сам ничего не понимаю, откуда взялась веревка, по которой я дополз, как я очутился в середине пещеры…

Он не договорил.

И все разом насторожились и подняли вверх головы.

Вверху в стене опять мелькнул огонь, показалось пламя дымного факела, высунулась чья-то рука, и потом длинная веревочная лестница спустилась вниз. Пораженные всем этим четверо друзей молчали.

Факел исчез; рука скрылась, и снова наступила тишина.

– Слушай, как бурлит вода. Что это с потоком делается?