Лесные братья

– Что за Федор? – с удивлением спросил Лбов и наморщил лоб. Он был осторожен и не любил, когда к нему приходили новые незнакомые люди.

– Свой человек, заходи скорей, узнаешь.

Лбов вошел, не здороваясь, сел на лавку и, показывая пальцем на нового человека, спросил прямо у Степана:

– Он кто?

– Из питерской боевой организации, – не менее прямо ответил Степан, – да ты не думай ничего, шальная голова, мы ручаемся.

– Я не думаю, – проговорил Лбов и, повернувшись к

Федору, сказал коротко: – Ну, говори!

Питерский товарищ с любопытством посмотрел на

Лбова.

– К тебе скоро приедут еще четыре человека.

– Зачем они мне? – И Лбов мотнул головой.

– Как зачем, вместе лучше! У вас будет тогда настоящая боевая группа…

– Группа, – повторил Лбов и задумался, точно само это слово внушало ему некоторое подозрение. – Как ты сказал

– боевая группа? А кто в ней будет?

– Два анархиста, один эсер и один социал-демократ.

– Я не про то спрашиваю, я спрашиваю: ребята надежные?

– Посмотришь – увидишь. Как у тебя насчет оружия?

– Плохо, – ответил вместо Лбова Стольников, – револьверов много, по Мотовилихе обыски повальные, ребята все сюда направляют на сохранение, а винтовок –

всего одна.

– Привезут, – сказал Федор, – нужны только деньги. Ты достань денег.

Лбов с минуту подумал, потом поднял сумку, раскрыл нож и провел им по коже. Целая пачка писем вывалилась на стол. Распечатали. Денег было около тысячи рублей. Триста Лбов тут же отдал Федору. Триста оставил себе, а остальные передал Степану.

– Это вам пока на подпольную, – добавил он, – будет с вас, ведь вам все равно на разговоры.

– Как на разговоры? – И Федор удивленно переглянулся со Стольниковым и Степаном.

– А так, на разговоры, – повторил Лбов. – Я понимаю –

оружие покупать, бомбы; ты скажи, чтобы больше бомб привозили, беда как люблю бомбы – на это я понимаю, а что зря языками трепаться. Да скажи, чтобы к маузеру мне патронов привезли, – добавил он, опять срываясь на прежнюю мысль, – побольше патронов, мне очень нужны хорошие патроны. – Потом он помолчал и, точно принимая окончательно какое-то решение, добавил: – И хорошие ребята тоже нужны. Только такие, которым бы на все наплевать.

– Как наплевать? – не понял его Федор.

– А так, в смысле жизни.

Вскипятили чай, а за чаем много говорили. Лбов оживился, его темные глубокие глаза заблестели и, крепко сжимая руку петербургского товарища, он сказал:

– Так пусть приезжают, пусть обязательно приезжают, мы тогда такое, такое устроим, что они дрожать будут, собаки.

Потом сел на лавку и спросил:

– У тебя книжки с собой нет?

– Есть, – и Федор подал ему. – На, читай пока.

– Я не могу сам, – резко ответил Лбов и с досадой сжал губы. – Учиться не у кого было, – добавил он зло.

Он не любил, когда ему приходилось вспоминать о своей безграмотности. Это было его больное место.

– Я прочитаю, давай слушай, ребята! – и Степан взял книгу.

Огонек лампы тускло дрожал в задавленной лесом, в заметенной снегом землянке. И три бородатых человека молча слушали четвертого, и из маленькой затрепанной книжки выпадали горячие готовые слова, выбегали горячими ручейками расплавленных строчек и жгли наморщенные лбы пропащих голов.

– Читай, читай, – изредка говорил Лбов, когда Степан останавливался, чтобы передохнуть, – начинай опять с прежней строчки.

– «…теперешнее правительство само порождает людей, которые в силу необходимости должны переступить закон.

И правительство, с неслыханной жестокостью, плетьми и нагайками пытается взнуздать этих людей и тем самым еще больше ожесточает их и заставляет их решиться: или погибнуть, или попытаться разбить существующий строй…»

– Это про нас, – перебил Лбов, – это написано как раз про нас, которые жили, работали и которым некуда теперь идти. Для которых все дороги, кроме как в тюрьму, заперты до тех пор, пока будут эти самые тюрьмы. Давеча вот ты читал что-то насчет цены…

– Ценности, – поправил Федор.

– Насчет ценности. Это лишнее. А вот про это, про что ты читал, писать надо. И потом, достань мне, милый друг, где-нибудь книжку, в которой написано, как самому делать бомбы.

– Хорошо, я пришлю, – сказал питерец и с удивлением посмотрел на Лбова: сколько в нем энергии, неорганизованной воли и ненависти.

И питерский товарищ подумал, что хорошо бы частицу этой глубокой, сырой ненависти вселить в умы рабочих столицы; тех, которые, сдавленные жандармскими аксельбантами после проигранного восстания, начинают опускать головы и падать духом.

Они долго еще говорили.

В эту снежную, темную ночь долго трепыхался огонек в маленьком окошке лесной землянки, и в эту ночь выросла из сугробов заброшенная землянка, – выросла и бросила вызов городу, застывшему над берегом Камы.

Но город усмехнулся в ответ сотнями огней. Был он закован в каменные стены, был он богат белым серебром винтовочных пуль и красной медью казачьих шашек.

Усмехнулся и не принял вызова город.

5. Странное появление…