Лесные братья. Ранние приключенческие повести

— Белый, сдавайся, офицер, не спорь…
С плеч прочь погоны, палач![32]

Моральный облик Александра Лбова был сильным оружием. Это сознавала полиция, стремившаяся во что бы то ни стало принизить личность партизанского вожака, втоптать его имя в грязь. Все самые мерзкие преступления полиция приписывала ему. Это была гнусная тактика коварного врага, отмечал Гайдар в повести. И всей своей повестью доказывал: «Лбов ничего не жалел для победы, ставил свою собственную жизнь ни во что. Сам он, как совершенно верно гласила народная молва, никогда не пил водки и не курил, беспощадно расправлялся с теми, кто был склонен к грабежу и наживе».

Не вина, а беда Лбова, что в его отряде оказалось потом немало деклассированных элементов, преследующих иные цели, чем их вожак. Отсюда разногласия в тактике, недисциплинированность и распад созданного было отряда на ряд мелких групп, почти целиком погибших в неравных схватках с врагами. И это видел и сознавал Гайдар. Трагичность положения Лбова усугублялась тем, что в конце концов надежды на новый подъем революции не оправдались. Местные социал-демократы, сначала стремившиеся подчинить Лбова своему влиянию, со временем отмежевываются от него. Зато все заметнее растет влияние на Лбова уральских социалистов-революционеров.

Однако общая революционная ситуация меняется не сразу. На протяжении почти двух с лишним лет революции вооруженная борьба пролетариата, а значит, и организованные, и даже стихийные партизанские действия многим тогда еще не казались совершенно безысходными. Речь пермского депутата II Государственной думы большевика Алексея Шпагина во время его проводов в Петербург 14 февраля 1907 года заканчивалась призывом к оружию. Через день Пермский комитет РСДРП посвятил этому событию специальную листовку. В ней также содержался лозунг: «Да здравствует вооруженное восстание всего народа!»[33].

Немного спустя, в начале марта 1907 года, пермские большевики издали листовку, посвященную итогам Уральского областного съезда. В специальном разделе листовки об экспроприациях говорилось, «что в борьбе с правительством мы должны стремиться орудия и средства борьбы вырвать из его рук и захватить их в свои руки». Каким же образом? «Одним из лучших средств, дающих правительству возможность бороться с народом, являются денежные средства»[34]. Отрицать экспроприацию казенных денег — следовательно, признавать право распоряжаться ими только за царем. И словно в подтверждение правоты этих слов пермский губернатор запросил у правительства в апреле 1907 года не винтовок и пороху, а три тысячи рублей на усиление «агентурной работы»[35].

Летом 1907 года, после разгона царем II Государственной думы, политическая обстановка внутри страны резко меняется. Белый террор по отношению к революционным элементам общества значительно усиливается, он применяется правительством в невиданных ранее масштабах. Реакционные силы одерживают верх. В этих условиях вооруженная борьба рабочих, любые партизанские действия становятся бессмысленными и приносят только вред. Ни стихийные, ни организованные выступления уже никому не нужны, потому что нет надежды на близкий подъем революции, на новое восстание. Помощь со стороны рабочих — связи, хлеб, боевое снаряжение — делалась все слабее и опаснее из-за полицейской блокады. Лбовцы часто голодали…

В начале августа новый (четвертый с начала революции) состав Пермского комитета РСДРП выносит на рассмотрение вопрос о белом терроре в Мотовилихе и приходит к выводу о необходимости прекращения партизанских действий «лесных братьев», разъясняет вред применяемой ими тактики[36]. В жизни партийных организаций Урала начинался сложный период перестройки рядов, выработки новой тактики руководства массами в черную ночь после бури.

Хотя и не сразу, понимает сложившуюся ситуацию и Александр Лбов. К осени 1907 года заметно снижается активность «лесных, братьев», в несколько раз уменьшается их численность. А с наступлением зимы, не желая сдаваться в руки ненавистной полиции, Лбов с горсткой товарищей направляется в Вятку, где его не знают. Там он прекращает все операции, и только из-за случайного стечения обстоятельств его арестовывают в феврале 1908 года на одной из улиц Нолинска. Близится неизбежная развязка. Гайдар вкладывает в уста Лбова слова, подчеркивающие весь ужас его положения. На предложение священника о покаянии перед казнью тот отвечает:

— Каяться мне нечего, просить прощения мне не у кого…