Лесные невесты

— У меня отобрали бизнес. Жена ушла к другому. Мы вообще собирались разводиться. У меня уже была Наташа, которая меня любила. Но тогда… Я сломался в какой-то момент. Понял, что меня посадят. Подставят и посадят, потому что я хотел бороться. В общем, я отправился в монастырь.

— Скрываться?

— Да. Возможно, даже наверное, те люди выяснили, что я отправился в монастырь, и решили, что пусть будет монастырь, а не тюрьма. А там я познакомился со святым старцем… Наверное, он ясновидящий. Я не знаю. Он сказал, что монашество — не мое. Сказал про эту избушку, про то, что я должен пожить один, обо всем подумать. Жизнь послала мне испытание, если я его выдержу, будет и награда. И вот она — моя награда.

Он посмотрел на Наташу.

— Вы знали, что она беременна? Когда исчезали?

— Нет. Я знал, что у Наташи есть сын. И отец этого сына — как раз тот человек, который отобрал у меня бизнес. Я какое-то время думал, что из-за Наташи, что с ней это как-то связано. То есть она его не любит и никогда не любила, он ею воспользовался, когда ей было шестнадцать лет.

— Так он же сейчас уже взрослый парень! — воскликнула я, проведя в голове несложные подсчеты. Если Наташе тридцать три… — Где ее сын? У отца?

— Я не знаю, где сейчас. Она его скрывала. Как сейчас скрывает и дочь. В детстве он тоже жил с ее бабушкой и тетей. Я собирался его усыновить, я ей говорил, что мы его заберем, пусть парень растет в Петербурге, а не в ее родной тьмутаракани, а потом началось все это с бизнесом. Я сказал Наташе, чтобы уезжала в Европу или Америку. Ведь она могла пострадать вместе со мной. Она и уехала. Никто не удивился. Она же всегда много работала за границей. Она поработала, пока могла, потом домой поехала, родила, восстановилась и снова вернулась к работе. Ей же всех родственников содержать надо. Двое детей, бабушка, тетка…

— И вы, уходя в монастырь, не сообщили ей об этом?

— Сообщил. Потом я прекратил связь с внешним миром. Если бы я знал, что она беременна… Хотя тогда я бы сел в тюрьму…

Андрей стал говорить так, будто разговаривал сам с собой или со своим внутренним голосом. Вероятно, он привык к таким разговорам. Я, наверное, вообще не смогла бы жить одна, нигде.

— Чем вы занимались в миру? — спросила я.

— Компьютерами. А теперь, наверное, безнадежно отстал. Эта же сфера развивается семимильными шагами. У меня была провайдерская фирма.

— Захотите — наверстаете. Вам же надо семью содержать. Теперь есть стимул.

Андрей в одно мгновение преобразился, сжал кулаки, вероятно, вспоминая того, кто лишил его бизнеса.

— Можете обратиться за помощью к моему отцу, — сказала я. — Он же приходил к вам знакомиться. Если хотите, я с ним сама поговорю.

— Я помню. И помню, что он живет по понятиям. Я должен подумать. Может, я сам смогу начать все с нуля. У вас здесь есть Интернет?

— На базе? Да. Приходите хоть завтра.

— Только желательно, чтобы ты девкам на глаза не показывался, — вставил Валера. — У нас в домике поработаешь.

— Вы вроде бы говорили, что что-то сломалось. — Андрей посмотрел на меня.

Я пояснила, что почему-то прекратила транслироваться запись со всех камер, установленных в доме и на территории, прекратила поступать на пульт. Но это не имеет отношения к Интернету.

Андрей сказал, что обязательно придет. Может, только не завтра, а послезавтра. А завтра они будут наверстывать упущенное с Наташей. Валера обещал принести им завтра еды.

Мы ушли. Они остались. Какое-то время мы шли с Валерой молча, потом он спросил:

— Как ты думаешь, Наташка могла сломать камеры?

— Ей-то зачем? Чтобы камера не засняла, как она уходит? А кто знает куда? На озере-то камер нет. И не забывай, что девки приехали напоминать о себе народу. Им как раз нужно, чтобы запись все время шла. Всем. Я думаю, что это сбой техники. Не так настроили, что-то замкнуло. Я в этом плохо разбираюсь, Валера. Но это не преднамеренная диверсия. И слово «диверсия» здесь вообще неуместно!

Четвертый друг, наркоман, умер через пару месяцев. И оставил чистосердечное признание. На нескольких листах от руки написал все, что помнил — перечислил всех жертв, при каких обстоятельствах погибли или не погибли. Похоже, что он сам ввел себе смертельную дозу.

Полицию вызвали соседи. Дело было летом — и тело начало пахнуть. Парень жил один, тратя оставшиеся от родителей деньги и уже что-то продавая из вещей. В квартире мало что осталось, и она выглядела не так, как при жизни родителей. Квартира превратилась в притон.