Лесные солдаты

Мотоцикл приближался. Немцы ещё не разобрались, в чём дело, иначе давно бы открыли стрельбу, Чердынцев на их месте вообще бы не стал разбираться, но свою голову к чужим плечам не приладишь. Да и себе она нужна. Немец, управлявший мотоциклом, был наряжен в новенький мундир мышиного цвета, пулемётчик же красовался в короткой выгоревшей до белизны хлопчатобумажной куртке с большими нагрудными карманами и оловянными пуговицами, отложной воротник куртки был украшен чёрными эсесовскими петлицами, на голову пулемётчика была нахлобучена стоячая кепка французского типа с длиннокрылым гитлеровским орлом. В лапах орёл держал венок со свастикой.

Кепка была нахлобучена глубоко, на самый нос, даже на уши, иначе бы её с головы бравого стрелка снёс бы встречный ветер, даже самый малый… Вполне возможно, эта фасонистая французская фуражка мешала пулемётчику что-то разглядеть, понять, принять решение, наверное, он ещё вообще не рассмотрел чердынцевского мотоцикла, развёрнутого ему навстречу, как не рассмотрел и самого лейтенанта – видел только немец, сидевший за рулём мотоцикла, но он молчал…

И всё-таки немец в обелёсенной куртке опередил лейтенанта с первым выстрелом – ударил длинной очередью. Но под колесо люльки в этот момент попал камень, мотоцикл накренился, и очередь ушла в сторону, взбила пыль на дороге, переполошила двух куриц, пригревшихся на солнце – они облюбовали себе сухую горячую канаву, – и в лохмотья искрошила чей-то плетень. На немецкую очередь Чердынцев ответил своей. Воздух затрясся от резкого железного стука.

Немецкий пулемётчик не растерялся, вновь саданул очередью по Чердынцеву, пули прошли рядом с лейтенантом, врезались в колодезный сруб, только щепки взвихрились в воздух, будто стрекозы, закувыркались в немом хороводе, – лейтенант услышал обеспокоенный крик маленького солдата и что было силы ударил кулаком по патронной коробке. В это же мгновение Ломоносов открыл стрельбу из автомата.

Молодец, маленький солдат, вовремя почувствовал момент!

Немецкий пулемётчик дёрнулся, развернул ствол в его сторону – маленький солдат спас своего командира. Теперь надо было спасать Ломоносова – с тонкоствольным «шмайссером» против пулемёта тот много не навоюет.

Высшие силы услышали ругань-мольбу Чердынцева, в коробке что-то щёлкнуло, перекосившийся патрон встал на место, нырнул в ствол, лейтенант вновь надавил на гашетку пулемёта.

Чем пулемёт отличается от автомата? Не только калибром и весом пули: автомат лёгок, как детская побрякушка, и в обращении с ним всякий стрелок ощущает себя легко, а вот пулемёт… пулемёт – штука тяжёлая, неповоротливая, при стрельбе ствол обязательно ведёт в сторону, либо задирает вверх – всё время надо напрягаться.

Чердынцев прижался щекой к прикладу, ослабил чуть мышцы и упустил момент – пулемёт, будто живой, чуть не выскочил, гад, из коляски.

Очередь прошла далеко от вражеского мотоцикла. Лейтенант выматерился с такой яростью, что у колодезного сруба даже испуганно задрожал журавель.

Хоть и не попал Чердынцев в немцев, а цели своей достиг – пулемётчик-гитлеровец снова дёрнулся и опять развернул ствол в сторону лейтенанта. Чердынцев тем временем успел сделать поправку на упрямство трофейного оружия, также развернул пулемёт и с силой надавил на спусковую собачку. Пулемёт затрясся в руках лейтенанта. Шипучая, какая-то хвостатая, вся в дыму струя рассекла пространство и, не попав в пулемётчика, отсекла у люльки колесо – будто ножом срезала.

Гитлеровец заорал благим матом – не понял, что произошло, пальнул короткой очередью в воздух и, вывалившись из люльки, закувыркался по земле в сторону от мотоцикла. В следующее мгновение он попал под пулю, зашипел горячо, словно пар, из которого выпустили воздух, скребнул раз-другой пальцами по песку, изогнулся толстым червяком и затих.

Солдат, сидевший за рулём мотоцикла, поспешно развернулся, проскрёб углом люльки широкую дугу, выжал рукоять газа, коляска краем своим зацепилась за камень, приподнялась, и мотоцикл заревел ещё пуще, из-под заднего колеса вынеслась длинная струя пыли. Немец прокричал что-то невнятное и умолк – в голову ему попала пуля.

Коляска мотоцикла опустилась, коснулась земли, мотор от натуги перешёл на визг, люлька хоть и была прочной, но не выдержала – треснула по сварному шву, мотоцикл, сбрасывая с себя седока, вновь приподнялся над землёй.

Немец в новеньком кителе нырнул в тень плетня и застыл там, неловко подвернув под себя одну ногу и обе руки. Мотоцикл проскребся ещё несколько метров по земле, продрал словно плугом глубокую рану, ткнулся передним колесом в старый, засохший ствол дерева, наполовину спиленный, и затих.

В ушах Чердынцева звенело. Звон был сильный, разламывал голову, теснился в ушах, по спине полз колючий противный пот. Лейтенант откинулся от пулемёта, затем, повинуясь некоему неслышному зову, посмотрел на свои руки. Руки у него дрожали. Он поработал пальцами, сжимая и разжимая их, потом стиснул в кулаки и сунул под мышки, будто хотел согреть их.