Лесные всадники. Кондратий Рус. Поход на Югру

У Ласло праздник, чум его полон соседей. На почетном месте сидит Оскор, певец братьев, рядом с ним — важный Сопр. Манси прижались друг к другу, моргают покрасневшими веками и слушают, как звенят железные струны лебедя. Гость начинает петь.

Я начну рассказ, не песню
Почему я бросил племя
И зачем ушел из рода?
Я не маленький теленок,
Убегающий от стада.
Разве птица бросит стаю,
Западет в траву густую,
Если коршуна увидит?
Мой народ не знал покоя…
Набегали с юга волны,
Уносили не валежник,
Не песок и не коренья
Угры воинов теряли,
Племя Всадников слабело…
Урбек помнил трав дыханье,
Типчаковый сладкий запах,
Звал народ в родные степи…
Но старейшины боялись
Уходить тропой позора,
Отдавать народ свободный
В рабство булгарским шаманам…
Мы вернулись с мудрым словом,
Принесли спасенье людям.
Нас не встретил старый Кардаш,
Вождь ушел в страну счастливых.
Дочь вождя меня встречала,
Чернокосая Илонка…
Я певец — таким родился,
Я подслушиваю песни
У реки быстробегущей,
У тоскующей березы.
Я ловлю напевы ветра,
Песни птиц я собираю,
Понимаю шепот листьев…
Крепче камня наш обычай,
Вековечнее железа:
Муж Илонки — вождь народа.
Мне вести родное племя
Незнакомыми путями,
Поднимать в пути уставших,
Стариков бросать в дороге.
Разве я мудрее старых,
Разве я сильнее друга?
Я Шавершолу оставил
Чернокосую Илонку,
Сна нежнее, тоньше ивы.
У меня остался лебедь.
У меня осталась песня,
У народа — вождь и воин…

Оскор кончил петь. Братья тянули худые шеи к нему, их грязные лица блестели от пота и слез. По крыше чума стучал частый дождь и глушил печальную песню лебедя.

Оскор ударил по стонущим струнам рукой воина. Струны зазвенели песню победы; он запел о гордом и смелом народе, идущем звериными тропами в Страну Зеленых гор. Встают на пути лесных всадников мертвые леса и глухие болота. Ночью ест людей мелкий гнус, днем мучает жажда. Но они упрямо идут навстречу солнцу, теплу и свободной земле. Впереди, раздвигая плечами лес, шагает Шавершол…

А. Ромашов КОНДРАТИЙ РУС

«…Сия же река Кама обходяще всю землю Пермьскую, по сеи бо реце мнози языци седят…»

Краткий летописный свод 1493 года

ВОР

Выскочив из капища, парень огляделся, погрозил идолу кулаком и побежал к старой елке. Он прыгал, как заяц, в высокой траве, сума звенела и больно била его по пояснице.

Тропу шамана оставил он на краю поляны, у старой ели. Елка стояла на месте, а тропа сгинула, будто провалилась.

Он долго бегал, искал ее — плюнул, помянул добрым словом Егория-воителя и ударился напролом по густому осиннику. Пробился до редколесья, наткнулся там на лосиную тропу и стал спускаться по ней к Шабирь-озеру.

На еланях пахло цветущим чербалинником, в низинах — кугой. В мокрых чащобах держалось вчерашнее тепло. Потом все задавил вереск. Вереск сменили темные кусты ольховника. Кусты поредели, и парень выбежал на луга.

Навстречу ему поднимался сохатый. Увидев человека, зверь не остановился, только нагнул рогатую башку.

Парень отскочил. Сохатый пронесся мимо него.

Парень выдернул стрелу из налучника и, отпустив зверя на сорок шагов, выстрелил. Раненый зверь осекся, как конь на скаку, сбился с хода. Парень выбежал за ним на тропу, выстрелил еще, но сохатый уже скрылся в зеленом подлеске.

Парень смеялся. Сохатый — не волк, ему не выгрызть обломка стрелы из крупа. К осени, обезумев от боли, он станет страшнее лютого зверя.