Лесоруб Кумоха

— Отец у попа ночевать остался,—сказал Кумоха.—Так лучше. Про наши дела ему ничего не известно.

— Лучину запали,— приказал колдун.

Кумоха от угля разжег лучину. В избе стало светлее.

На полу, между печью и лавкой, спал в овчине рыжий.

Лицо его, измученное и усталое, во сне улыбалось.

— Пришел на закате и неизвестно откуда,— забубнил Ворон.— Говорит, у родичей был. И свалился как подкошенный.

— Какие родичи у него!..— махнул рукой Кумоха.—Пьянствовал где-нибудь в селе. Жалко, что ли? Пусть, пока можно, поживет в свое удовольствие!

Тщедушный Ворон свешивался с печки, как птенец из гнезда. Цепкая, хитрая ладонь колдуна мелькала перед глазами Кумохи: Ворон снова и снова говорил о том, как должно произойти овечье чудо.

— Всех, кто мне помог, озолочу! — обещал он.— Игно мошенник умрет от зависти! А ко мне народ отовсюду пойдет! Все узнают силу Ворона-колдуна!

Его глаза горели. Он представлял себе свершение давней своей мечты: в непроходимых лесах поставить село, где будут жить только те, кто поклоняется ему, Ворону!

— А девица где? — вдруг переходя на обычный спокойный тон, спросил колдун Кумоху.— Завтра чудо, а девицы я и не видел.

— Говорил же тебе, хозяин, рядом она тут, в лесу, у верных людей. Что ей до поры до времени в селе появляться? Нынче на рассвете ее приведут. В окошко стукнут — я встречать выйду.

— Не проспи девицу-то,—задувая лучину, проговорил Ворон.

…Кумоха проснулся от того, что Ворон тряс его за плечо.

— Вставай, вставай, в окошко стучат…

Кумоха проверил, не слезла ли повязка с глаза, вскочил, накинул кожух.

Сам не выходи, хозяин,— строго промолвил он.— Люди те, лесные, не знают тебя, не знают, зачем нам девица понадобилась. Если тебя увидят, то потом разговоры могут пойти: скажут, водили ту самую девицу, которая чудесно из овцы обратилась, к Ворону. Понял?

— Не пойду, не пойду! — замахал руками колдун, хотя его распирало от любопытства.— Я потом на нее в щелочку… в щелочку взгляну… потихоньку…

— Ну там видно будет,— выходя из избы, сказал Кумоха.

Забрызганное звездами небо уже светлело на востоке. Капелька-звезда слезой скатилась куда-то за село.

Как и было договорено с отцом Василием, козлобородый пономарь-сторож-звонарь, стукнув в оконце, притаился за углом ближайшей избы.

Собака полаяла было на него, но, видимо, не захотела мерзнуть и спряталась в тепло.

Топая валенками и хлопая рукавицами по бокам, козлобородый ждал Кумоху.

— Отец Василий меня в подмогу тебе прислал.

— А что делать надобно, сказал?

— Отец Василий повелел так: «Что одноглазый скажет, то и твори».

Кумоха облегченно вздохнул, вытащил из-под рубахи мягкий женский головной платок, теплый от долгого лежания за пазухой.

Заматывайся, чтоб бороды твоей видно не было.— распорядился Кумоха.

У звонаря ничего не получалось: платок ложился как-то криво, борода упрямо лезла наружу.

— Эх, безрукий! — с веселой досадой произнес Кумоха я так обмотал голову сторожа, что кончик бороды вылез из-под платка где-то возле глаза.

Будешь сидеть в хлеву до утра,— приказал Кумоха.— Платка не снимай. Если Ворон придет в хлев, лицо совсем закрой, на его вопросы не отвечай, молчи.

— Сомлею я до утра-то,— жалобно сказал сторож.

— На святое дело идешь, голова ольховая! — убежденно проговорил Кумоха.— Нечистую силу будем позорить! Тебя, если дело сладится, могут в церкви мучеником объявить: А то и великомучеником! Свечки будут ставить!

— Мученики-то, они после смерти мучениками нарекаются.— Из-за туго затянутого платка пономарю трудно было говорить, и он бормотал и шепелявил.— Где ж это видано, чтобы живые мученики были?

— А ты при жизни станешь! — вдохновенно воскликнул Кумоха.— Опять же отец Василий обещал тебе пять рублей дать, если все обойдется.

Весть о пяти рублях звонарь воспринял с большим воодушевлением, чем туманную перспективу стать великомучеником.

Кумоха быстро провел звонаря через двор в хлев. Дверь из избы была приоткрыта.

«Подсматривает, вор,— весело подумал Кумоха.— Ну смотри, смотри, все равно ничего не увидишь…»

В густой темноте хлева Кумоха усадил пономаря между белой и черной овцой на охапку сена, прямо возле вырытого лаза, прикрытого старыми мешками.

— Не провались в яму раньше времени,— шепотом предупредил звонаря Кумоха.— Не ложись на мешки! Холодно станет—к овечкам притулись.

Корова знакомо вздохнула.

У Кумоха даже в груди что-то екнуло, когда он представил себе, как мать и Айно сейчас убиваются, вспоминая об уведенной Вороном корове, как им трудно приходится без нее.

Возле хлева послышались шаркающие шаги колдуна.

Кумоха вышел на двор, ему навстречу.

— Привел? — спросил Ворон.

— Как сговорились,— ответил Кумоха спокойно.

— А чего она в мужицком полушубке?

— Чтоб не разобрали, ежели кто ненароком увидит,— пояснил Кумоха.— Перед чудом-то она во все, как положено, оденется. Нужно бы одежду ей получше раздобыть.

— Зачем же ты ее в хлеву оставил? Пусть в избу идет, там теплее… До утра еще долго.

— Ну, а если в избу к тебе явится кто под утро? Увидит ее, тогда что? Всему делу нашему тут и конец придет.