Лестница

— Больно ты жалостливый к нам, незамужним бабам.

— А что, это так уж плохо?

— Так у нас тут все мужики такие, жалостливые. Сегодня ночует у одной разведенки, завтра у молодой вдовы. Или у такой, как Таська. А я не хочу. Я хочу, чтобы мой был только моим.

— Какая ты эгоистка, однако, — засмеялся Тепляков деланым смехом. Затем спросил: — А вчера под утро, когда пришла ко мне, знала, что Таська уже была у меня?

— Догадывалась.

— Зачем шла?

— Не знаю. Шла, как слепая. Мокрое тело твое тянуло к себе.

— Жалеешь?

— Чего ж жалеть? Что было, то было.

— А мне что было делать? Я только немного погодя разобрался, что это не ты. Но даже если бы и сразу — не гнать же ее.

— Не знаю я, — прошептала Светлана. — Ничего не знаю. Рядом с тобой все забываешь, а стоит отойти в сторонку… — и Тепляков увидел в ее глазах молчаливые слезы покорности, как у собаки, брошенной хозяином, ищущей нового. И он, придвинувшись к ней, обнял ее за плечи и припал губами к ее трепещущим губам.

А потом была еще ночь, и еще. О замужестве Тепляков уже не поминал, но та страсть, с какой Светлана отдавала ему всю себя без остатка, те слова, которые срывались с ее губ в минуты пароксизма, говорили даже больше, чем можно было сказать в минуты рассудительности. И Теплякову в такие минуты казалось, что у него не было всей его прошлой жизни, а есть и была только эта, выстраданная им самим и Светланой. Но в теле, насытившемся животной страстью, опустошенном и успокоившемся, вдруг начинала звучать тонкая струна, соединяющая его с недавнем прошлым, в котором все было не так, и Тепляков до боли в челюстях сжимал свои зубы, физически ощущая боль постигшей его утраты.

Вспомнив все это и подумав о том, что ждет его в следующие выходные, он опустил голову и посмотрел исподлобья на Терентьича, возившегося со своей трубкой, почти с ненавистью.

Глава 33

Машенька на другой день не уехала: Дашка оставалась дома, следила за каждым ее шагом. Видать, такое указание получила от мамы. А Машеньке не хотелось новых споров и разговоров, тем более слез. И она, видя, что Дашке до смерти не хочется сидеть дома, да еще при такой расчудесной погоде, сделала вид, что никуда не собирается, включила компьютер, забралась в Интернет и принялась шарить там по разным программам в поисках чего-нибудь интересного.

И Дашка не выдержала.

— Маш! — постояв несколько минут за ее спиной, завела разговор Дашка: — Давай вместе поедем на озеро. Там сейчас и народу не так много, и все наши там будут. А? Ты как?

— Никак, — отрезала Машенька. — У меня голова болит после вчерашнего. Лучше я пообедаю и спать лягу.

— Да? А не врешь? Ну, тогда ладно. Поеду. Не сторожить же мне тебя всю оставшуюся жизнь. Надеюсь, ты выбросила из головы эту свою глупость.

— Да иди ты. на свой пляж! — рассердилась Машенька. — Тоже мне — сторож выискался! Захочу убежать, так и ночью из окна по веревке спущусь. Иди, загорай! А то там тебя твой Гришка ждет не дождется.

— Ух, Машка, и злая же ты стала! — попеняла ей Дашка. — Прямо тигра на лошади!

— Сама ты тигра!

Ехать, на ночь глядя, не имело смысла: дорога до Междугорска, да еще с пересадками, займет часов семь, не меньше. Весь предстоящий маршрут Машенька доподлинно изучила с помощью компьютера. А вот собраться, чтобы потом схватить рюкзак и вперед, — это надо сделать сейчас же, пока не пришла мама. И Машенька, давно решив, что она возьмет с собой, сложила все в рюкзак. Затем, отложив десять тысяч, сунула в свою сумочку, тоже подарок Юры, туда же три конверта с деньгами, закинула рюкзак за спину и покинула квартиру.

Сначала она побывала на вокзале, купила билет, чтобы завтра не стоять в очереди, и положила рюкзак в один из ящиков камеры хранения. Затем путь ее лежал в сберкассу. Можно было бы положить все деньги в одну из них, но Машенька побоялась, что у нее могут спросить, откуда она их взяла. А три раза по сорок тысяч в разных сберкассах — могут и не спросить.

Все обошлось, хотя она и волновалась.

Домой Машенька вернулась тогда, когда мама уже была дома.

— А я звоню тебе, звоню, — встретила она свою дочь на пороге. — А потом слышу: твой мобильник в комнате трезвонит. Ты где была, Машенька?

— Гуляла.

— Обедала?

— Нет еще.

— Фу! А я так переволновалась, так переволновалась… А Даша где?

— Сказала, что поехала на озеро.

— Вот ведь негодница какая! А ты, доченька, следующий раз не уходи из дому без своего мобильника. Пожалуйста. — И посмотрела на Машеньку такими глазами, такими. страдающими, такими. жалкими, — что у Машеньки что-то внутри дрогнуло, и она едва не выдала своих намерений. — Ну, слава богу, — вздохнула Татьяна Андреевна с облегчением. — Давай обедать.