Лестница Якова

Три месяца, судя по датам, исследовали специалисты дедовы книги и бумаги, прежде чем приговорить их к сожжению.

Тут Нора почувствовала дурноту, прервала свои выписки, сдала “Дело” в руки милой сотруднице и ушла. Вернулась на следующий день и ходила до конца недели, переписывая фрагменты дела в тетрадку, плохо соображая, зачем она это делает. Тетрадь была наполовину заполнена, но Нора не могла остановиться.

Медицинские справки. В одной – “хрАнический радикулит”, в другой, более культурной, с латынью – “eczema tybolicum, хроническая форма”. И заключение – “трудоспособен к физическому труду”.

Нора взглянула на свои запястья: последние годы экзема затихла, напоминала о ней тонкая блестящая кожица, покрывшая прежде пораженные участки. А у малыша с первых же дней диатез. Видимо, фамильное заболевание. Генетика…

“Протокол допроса от 2 декабря 1948”

Двадцать четыре страницы рукописного текста. В конце подпись: подполковник Горбунов. И еще од на – Осецкий.

Допрос мягкий, нейтральный. Вопрос – ответ.

– В материалах вашего дела имеется работа “Удержат ли большевики государственную власть?”. У вас были какие-то сомнения в этом отношении?

– Работа “Удержат ли большевики государственную власть?” принадлежит Ленину. Написана она была в сентябре 1917 года, а обсуждали мы эту статью… в тридцать первом или в тридцать втором году… Точно не помню…

– Мы, это кто? Перечислите поименно…

– Прошло более шестнадцати лет. Я точно не помню…

Сначала Нора переписывала все подряд, потом стала делать выписки – то, что подчеркнуто красным карандашом…

– “Антисоветскую деятельность (пропаганду) отрицает…”

– “Участие в Совете рабочих и солдатских депутатов в Харькове в 1918 году отрицает…”

– “Утверждает, что его отец Самуил Осецкий был до революции служащим на мельнице…”

– “Знакомство с председателем ЕАК Соломоном Михоэлсом и секретарем Хейфец признаёт…”

– “Участие в работе ЕАК в качестве наемного сотрудника, выполнявшего литературную работу по заказам, признаёт”.

Далее был приведен длиннейший и удивительный по своему разнообразию список мест его трудовой деятельности:

1919 – Городская биржа труда, статистик, Киев.

1920 – Наркомат труда, зав. статистикой рынка труда, Киев.

1920–1921 – Зав. статистикой союза рабочей кооперации, Киев.

1921–1923 – контора Центросоюза, г. Киев.

1923–1924 – Центральное статистическое управление при Совнаркоме, Москва.

1924–1931 – ВСНХ, экономист, Москва.

В 1931 – арестован, обвинен во вредительстве.

Решением Коллегии ОГПУ было запрещено проживание в 12 режимных городах СССР.

1931–1933 – экономист на СТЗ, Сталинград.

В 1933 арестован, 6 месяцев под следствием. ОСО при ГПУ от 26 авг 1934 г приговорен к 3 годам ссылки. Отбывал до декабря 1936 года в Бийске, после чего вернулся в Московскую область.

1937 – Егорьевский район, рудник, начальник правового отдела.

1938 – вольнонаемный начальник планового отдела в Унжинском исправит. – трудовом лагере.

1939 – Вернулся в Егорьевск, давал частные уроки музыки.

1940 – Кунцево, карандашная фабрика им. Красина, зав. производственной группы.

1941 – НИИ гор. транспорта, зав планово-договорного отдела.

1941 год, окт. – Ульяновск, плановик в строит. – монтажном управлении.

1943, май – учреждение реэвакуировалось в М-ву.

1944 – научный сотрудник Тимирязевской Академии.

1945–1948 – преподаватель статистики экономического факультета и-та Кинематографии.

С 1 сент

1948 г. – без определенных занятий.

Вернулась ближе к началу папки, просмотрела материалы первого допроса, перешла к следующему, сравнила. Во втором страниц вдвое меньше, вопросы все те же, но ответы другие. Почему изменились ответы и что за это время произошло с Осецким за шесть дней между первым и вторым допросами, можно только догадываться. Нору мутит. Она не понимает, зачем делает эти хаотические выписки. Но остановиться не может.

“Я. Осецкий изобличается показаниями Романова В. И., который обвиняет в «злобных и нецензурных выражениях Якова Осецкого о руководстве ВКП(б) и правительства», а также показаниями Хотинского О. И., который обвиняет Осецкого в распространении слухов о голоде на Кубани в период 1932–1933 гг”

“Я. Осецкий отрицает «возможность нецензурных выражений в адрес кого бы то ни было и признается в распространении слухов о голоде на Кубани»”.