Лестница к звездам

У меня затекла нога, и я переменила положение. Половица подо мной громко скрипнула.

— Это Мурзик, — сказал Димка, имея в виду большого серого кота, у которого была тяжелая, отнюдь не кошачья походка. — Мы… Он пригласил нас к себе. Он сказал, чтоб мы влезли через окно тайком от Старого Мопса. Лорка потеряла сознание, когда увидела Юрасика голым. Наверное, она до того никогда не видела голых мужчин.

— Тебе нужно завязать с этим делом, — решительным тоном заявила Лидия. — Нечего нюни распускать. Ты должен сказать себе: я такой же, как все. Ясно?

— Но я не такой, как все! — Димка снова повысил голос. — Прошу тебя, поговори с Иркой, объясни ей, чтоб оставила меня в покое. Я буду давать ей деньги, буду ночевать дома и сохранять видимость семьи. Только пускай она не заставляет меня спать с ней.

— Я уже говорила. Она твердит, что ей нужен мужчина. Ты же не допустишь, чтоб твоя законная жена пошла налево и вызвала поток грязных сплетен. Ты же знаешь, в нашем городе ничего не скроешь.

— Проклятый город! Я всегда рвался уехать отсюда. Сделай же что-нибудь, мама! Я так больше не могу.

Наступила тишина. Я слышала, как завывает в печной трубе ветер.

— Если ты переберешься сюда, по городу тоже поползут сплетни. Тем более сейчас, когда у нас гостит Лора, — размышляла вслух Лидия. — А что, если…

Ветер взвыл с такой силой, что заглушил ее слова.

— …Но ты не думай, я тоже не позволю тебе на виду у всего города проведывать Юрия, — донеслось до меня, когда вой в трубе немного утих. — А то люди скажут, что мать потворствует дурным наклонностям сына.

Я услышала шаги в столовой и поспешила спрятаться за угол. Дверь открылась. Димка прошел совсем близко от меня, на ходу натягивая перчатки. Через минуту заработал мотор его машины.

Я поднялась на цыпочках к себе и легла поверх одеяла. Итак, мои подозрения по поводу «голубизны» Юрасика оправдались. Меня это уже не волновало — в Москве у меня были среди «голубых» друзья. Я давно смирилась с тем, что моя так называемая первая любовь была подарена «голубому». Но я утешала себя: в ту пору Юрасик еще не был «голубым». Его колебало из стороны в сторону. Мне кажется, он был таким нежным и чувствительным именно потому, что в нем намечалась «голубизна».

То, что с «голубизной» оказался и Димка, странным образом поразило меня. Я лежала и прокручивала эту информацию в башке, как вдруг услышала, что по лестнице кто-то поднимается. Открылась дверь, и я увидела Лидию.

— Не спишь?

У нее был тусклый голос.

— Нет. Посиди, если хочешь.

Она села в кресло напротив.

— Ты ничего не слышала?

— А что случилось?

— Димка заезжал. У него все в жизни кувырком. Я хочу посоветоваться с тобой.

От Лидии пахло коньяком. Это было так же странно, как если бы от моей матери вдруг завоняло мазутом.

— Валяй.

— Понимаешь… как бы это сказать… ну, словом, Дима мне не сын. — У Лидии заплетался язык. — Это семейная тайна. Не вижу, почему я должна хранить ее после смерти главного действующего лица.

Я открыла рот.

— А чей же он в таком случае сын?

Наступило молчание. Царивший в комнате полумрак казался мне тяжелым, как свинец.

— Миши Орлова. И моей… Боже, это невозможно произнести вслух!

— Напиши на бумаге. Или оставь, как было. Я не собираюсь тянуть тебя за язык.

— Она перевернется в гробу, когда узнает, что это больше не тайна. Она…

— Я все поняла, успокойся. Ловко же вы дурачили нас всех почти три десятка лет. Зачем, спрашивается?

— Позор-то какой, позор! — причитала Лидия.

— Родить ребенка от любимого человека?

— Она изменяла отцу. Она так и не созналась ему в этом. Он думал, Дима его сын.

— Какого же хрена вы тогда устроили эту комедию с твоим материнством? — недоумевала я. — Что, она не имела права родить ребенка от собственного мужа?

— Но ведь ей уже было сорок семь. В таком возрасте женщины не спят со своими мужьями. Это всем известно. К тому же отец был калекой. Ты ведь помнишь, он ходил с палкой и был ниже бабушки ростом.

— А разве для тебя не было позором, как говорится, принести в подоле? Уверяю, о тебе судачили на каждом углу.

— Мне так или иначе не судьба замуж выйти. За мной ухаживали приличные люди — учитель истории, врач-гинеколог, сын архитектора Збруева. Но я с шестнадцати лет знала, что никогда не выйду замуж.

Я была еще больше заинтригована, но старалась не подать виду. Я боялась каким-нибудь неосторожным словом спугнуть Лидию, прервать ее откровения.

— Это у меня по отцовской линии, — продолжала Лидия. — Тетя Эмма, его старшая сестра, тоже осталась в старых девах. Догадываюсь, все по тем же причинам.

Я хорошо помнила величественную и невозмутимо спокойную тетю Эмму, как и сентиментальный рассказ о горячо любимом ею женихе, павшем смертью храбрых в первую империалистическую. Она даже его фотографию показывала. Конечно, это очень романтично — сохранить на протяжении всей жизни верность своей первой любви. Но в тете Эмме не было ничего романтического.

— У меня так и не пошли месячные. Мать хотела отвести меня к врачу, но я сказала, что скорей утоплюсь, чем пойду. Это так стыдно. Потом бы весь город об этом говорил.