Лестница на небеса

— Ма, ты снова начала мычать. Ты же не корова… Ну и что мне прикажешь делать с этим твоим «м-г-у-у-у»? — Он рассмеялся. — Я, конечно, мог бы найти бочку и плавать по ней, как Стенька Разин по Волге. Но, увы, вряд ли кто-нибудь начнет оплачивать мои вояжи туда-сюда. Признайся, что философское образование до безумия нелепо. Как будто можно почесть философию профессией…

— А дворник?

— Дворник — это профессия, — лаконично отозвался он, разливая чай.

— Именно так ты видишь свое будущее…

— Я его, честно говоря, вообще не вижу…

— Оставь свой дурацкий экзистенциализм…

Ма, при чем тут это? Я просто сказал, что не вижу смысла заботиться о химере. В конце концов, Господь сказал, что Он сам позаботится о лилиях, которые не прядут… И знаешь, иногда мне кажется, что именно так и есть. Как бы Он снимает с себя заботу о тех, кто слишком уж заботится об этом самом будущем… А если его и в самом деле нет? Только настоящее… А ты тратишь это самое настоящее на такие химеры, как зарабатывание денег. Или там всякие накопления… Жажда власти, денег… Это все такие глупости, ма! Я думаю, люди, которые думают только об этом, просто несчастные существа! Потому что они, наверное, и слыхом не слыхивали про счастье. Вот им и кажется достижение каких-то там высот счастьем. А на деле… — Он махнул рукой. — Чай будешь? Ты же хотела…

— Наверное…

Он видел, что она расстроена.

— Ма, — тихо сказал он, опускаясь перед ней на колени и беря ее за руки. — Я тебя очень люблю. Просто иногда я не могу понять, зачем тебе это нужно — прятать свое лицо за маской… У тебя такое прекрасное лицо… То, настоящее. Такое не похожее на другие лица… А ты накладываешь гору косметики только затем, чтобы походить на окружающих тебя… Чтобы не выделяться. Так безопаснее, да?

Она едва не кивнула, повинуясь безотчетному порыву признать его правоту. Нет, это невозможно…

— Стае, — тихо заговорила она. — Я просто старею… И право же, все женщины пользуются косметикой. Чтобы лучше выглядеть.

— Я не понимаю зачем. Ты куда лучше выглядишь без боевой раскраски. Просто так кем-то положено. Надо быть похожими…

— Давай оставим эту тему.

— Давай, — согласился он. — Тем более чай остывает…

Она все-таки собралась с силами, чтобы сказать ему то, что должна сказать. Попытаться вернуть его… Хотя, видит Бог, это невозможно…

— Стае, как же быть отцу?

— А что, собственно? Я даже на расстоянии причиняю ему неудобства? — остановился он, обернувшись.

— Представь себе, что он должен говорить… Что его сын работает дворником?

— Ах, вот в чем дело, — рассмеялся он. — Ну, здесь мы квиты. Мне, знаешь ли, тоже неприятно признаваться, что мой отец… работает гэбистом.

* * *

У Ленки нестерпимо кружилась голова. Мысли путались, и она даже не пыталась привести их в порядок.

И отчего-то она разозлилась на Виталика, даже тошно ей стало, потому что этот козел всегда так пялился на Краснову, как никогда — на Ленку. И вроде бы не было ей особого дела до этого урода. Но все равно обидно…

— Чего ты к ней пристал? — спросила она, отпивая из бутылки новый глоток.

— Кажется, тебе хватит, — сказал Костик, пытаясь отнять у нее бутылку.

— Чего? — Она прижала к себе бутылку и прошептала: — Милая моя бутылочка… Нас хотят разлучить.

— Тогда не пори чушь, — сдался Костик. — С чего ты взяла, что…

— Я. Взяла. Я… — Она захохотала неожиданно громко. — Я взяла. С ума сойти… Он же всю дорогу пялится на эту Краснову, как будто в жизни ничего интереснее не видел!

— Отстань, — поморщился Виталик. — Отстань, слышишь?

— Ты просто ее трахнуть хочешь… Хочешь?

Он не ответил.

— Только вот незадача, — не унималась Ленка. — Хочешь, я тебе расскажу, за что ее чуть не выгнали в восьмом классе? Представь себе, идет наша Зинаида и видит, как Краснова сидит себе на лавочке перед домом, и ее невинные такие ручки лежат в руках вполне взрослого дяденьки… А ее невинные глазки смотрят целенаправленно в его глаза… Такая чудесная картина, что Зинаида дара речи лишилась… Вызвали эту вашу ходячую невинность на педсовет, а она возьми там и ляпни: «Не ваше это дело!» Если бы не Зоя, директриса, ее бы уже давно в школе не было. Отправилась бы вместе со своей подругой Мариной доучиваться в вечерней школе… Так что, если ты ее собрался невинности лишать…

Она хихикнула. Говорить стало совсем невмоготу, буквы норовили перепутаться в словах, и ужасно хотелось лечь.

Она уже было и собралась это сделать — прямо на полу.

— Черт, — сказал озабоченный Костик, — сколько она вылакала?

— Бутылку.

— Ё-моё… Давай ее в машину положим…

Они перетащили ее в машину.

Она пробормотала, что они полные козлы, и тут же вырубилась.

— Да уж, — протянул Костик. — Что называется, ни вина тебе, ни бабы… Чего мне теперь, тут ночевать, что ли?

— На фиг?

— А как я ее тут оставлю?

— Просто. Включи отопление, а то ночью еще холодно…

Костик послушался. Закрыл машину. Проверил, плотно ли она закрыта.

Потом они заперли гараж.

— Она до утра и не проснется, — успокоил его Виталик. — А с утра пораньше придешь и откроешь… Она часам к шести проспится… И папенька ничего не узнает.