Лестница на небеса

Ей, девочке нового поколения, те фигуры казались сказочными. Как будто он, Майк, на самом деле все придумывал. Разве мог быть такой вот — Кинг? И рядом с ним — маленькая девочка, хрупкая, отчаянная… Лицо Майка всегда становилось особенным, нежным и грустным, когда он говорил о ней. Сначала Лиза даже ревновала, пока не поняла — это глупо. Девочка-то была из той сказки. Грустной, немного печальной, как мелодия скрипки или гобоя…

За что она его любила? Не за них ли двоих? Словно на нем оставался отсвет их лиц, обращенных друг к другу. Навеки…

Теперь они ушли вместе с Майком. Он увел их. И может быть, она в конце концов простила бы самого Майка, если бы… Он не подарил их еще и ее подруге. Она простила бы физическую измену — она не маленькая… Она все всегда понимала про этот чертов секс, о нем ведь сейчас так много говорят… Только ленивый не обучится. Только наивный не поймет, что это есть самое главное на свете…

Но, когда она начала рассказывать ей про Кинга и Мышку, да еще и сообщила, что пьяный Майк заметил, что она чем-то на Мышку похожа…

Могла ли Лиза объяснить, что это вот больнее всего ударило? Точно Майк сначала подарил ей целое небо, а потом взял да и отнял…

Боль и сейчас была сильной. Она встала, тряхнула головой — светлые кудри рассыпались по плечам, закрывая их.

— Я ведь красивее ее, — сказала она. — Почему?

В дверь позвонили. Она знала, что это Даша. Каждый раз ей хотелось послать ее подальше или хотя бы не открывать ей.

Но она и сама не могла понять, почему после такого предательства не могла этого сделать. Словно теперь их что-то связывало. Или — она однажды поймала себя на том, что жалеет Дашу. «У меня все-таки в жизни что-то было, — думала она, открывая дверь. — А у нее?»

И хотя внутренний голос ехидно напомнил, что, конечно, ничего, кроме ее, Лизиного, мужа, она только улыбнулась.

Ей ведь тоже хотелось частичку чужой любви. Чего же говорить про Дашу?

* * *

Сомов был сибаритом. Превыше всего он ценил уют. И старался сделать свою жизнь как можно более удобной. Еще он любил окружать себя красивыми вещами.

Собственно, все это он имел. Сейчас ему и самому казалось странным, что еще десять лет назад он жил довольно скромно, на небольшую зарплату бухгалтера… Если бы не Танечка! У Танечки был папа. Может, сама Танечка не была красавицей. Может, она вообще потом оказалась порядочной стервой, с капризами, но ее папа был нужным человеком. Именно он устроил Сомова в Хаббард-колледж, и очень скоро карьера Сомова полетела ввысь… Теперь он был самым важным человеком. К его мнению тут прислушивались все.

И не важно, что даже в качестве бухгалтера он умудрялся запутывать дела. Не важно, что в общем-то он был почти неграмотен… Он даже в компьютере плохо разобрался до сих пор. Все не важно…

Он потянулся.

На толстых губах повисла загадочная и довольная улыбка. Сегодня был хороший день. Очень хороший…

За окном ласково светило солнце. Его загородная резиденция располагалась на живописном волжском острове. Теперь и сам остров стал его собственностью. Поняв, что надо каким-то образом укрепить свой имущественный статус, он, собственно, сам подкинул эту идею местному губернатору. Отдавать леса и острова в частное владения… Так будет безопаснее. И порядок появится… Свой остров он купил первым, за смешные деньги. Но тридцать тысяч деревянных отдал сразу.

Никаких угрызений совести он не чувствовал. Только иногда одолевал страх — а вдруг все кончится? Вдруг и он станет одним из тех, за забором? Выкинутый туда, он наверняка пропадет… Поэтому он старался действовать по правилам, усвоенным им во время обучения. Нет ничего важнее собственного благополучия. Если ты расслабишься морально, станешь одним из… Он ведь соль земли. Он принадлежит к элите…

Однажды откуда-то из подсознания в сон пробралась мысль — познайте истину, и истина сделает вас свободными… Он знал, кому принадлежат эти слова. И утром все думал — ведь так, как он живет, это не по его закону. И на некоторое время он испугался. Получается, что он — не свободен?

— Опять понеслась душа в рай, — недовольно проворчал он.

Погрузив свое тело — надо бы худеть! — в ванну с гидромассажем, он расслабился, довольно прикрыв глаза. Телефон оторвал его, самым жестоким образом выдернул из состояния нирваны. Недовольно поморщившись, Сомов взял трубку.

— Слушаю, — проговорил он, проклиная свой голос с этими мальчишескими интонациями.

— Лев Аркадьич? Это Виталий… Костя с вами поговорить хочет.

Трубка перекочевала к его другу, вернее, просто приятелю, еще из детства, когда папенька впервые пригласил к себе «товарища по партии» вместе с семьей. Тогда Костик показался ему угрюмым и нагловатым. Но теперь все переменилось. Костик источал патоку при встрече. И не называл его, как в детстве, «жиртрестом». Может быть, поэтому он и держал Костика при себе. Приятно видеть унижение того, кто раньше унижал тебя.

— Левка, я нашел место…

— Подожди…

Мыльная пена растворялась в воде. Из айсберга она уже превратилась в кучу маленьких ледяных островков.