Лестница в небо

Услышав последнюю фразу, приятель хихикает: над шестью собранными энергоблоками Бушарин колдовал постоянно. А оптимизация — это вообще было его любимое слово. И не дай бог, поинтересоваться, в чем она на этот раз заключается — выслушаешь такую лекцию, что сто раз пожалеешь, что спросил. Хорошо еще, что в том случае все просто было, а то как-то раз я имел глупость полюбопытствовать: зачем он полностью меняет схему на свободном «разведчике», так удостоился сеанса просвещения на два часа, из которого смог вынести всего один факт: после апгрейда тот сможет лететь на пять минут дольше при тех же стартовых условиях!

Успокоив товарища, иду искать мать, но бедная родительница спит. Не решившись будить, оставляю записку и малодушно смываюсь — не люблю женских слез и долгих прощаний. Выходя, натыкаюсь на Машу:

— Идете?

— Да!

— Ни пуха! И не вздумай умереть! — с этими словами она привстает на цыпочки и неумело клюет горячими губами в щеку, после чего стремительно разворачивается и убегает.

— К черту! — произношу вслед. Даже зауважал девчонку — никаких лишних слов и пожеланий, чего я в глубине души, признаться, слегка опасался.

Остаток времени до выезда мы с Борисом проводим в компании пилотов и бойцов «Кистеня», в сотый раз перепроверяющих снаряжение. Легкое возбуждение перед предстоящим делом у тех выражалось в весьма фривольной болтовне, на тему: чьи бабы краше. На удивление, деятельное участие в этом диспуте принимал и всученный князьями Ельнин, чью кличку я случайно угадал. Рыжий по масти, Артем Игоревич в эфире откликался именно на этот позывной, так что запомнить было просто. Но вот что меня царапнуло — тот как будто забыл наш утренний инцидент, общаясь со мной очень ровно и доброжелательно, а с пилотами вообще за короткое время оказался «вась-вась». А еще мне что-то не понравилось в виде весело перешучивающихся мужчин. Уловить причину недовольства не сумел — отвлек Шер, тихонько прокравшийся в казарму. На этот раз он не стал бросаться, а невозмутимо подошел, игнорируя опасливые взгляды окружающих, и аккуратно положил лобастую голову мне на колени. Почесывая область за собачьими ушами, ощутил прилив спокойствия, но потерял тревожащую мысль.

А дальше прошла команда на погрузку и началась суета.

Самый странный мой бой, если честно.

Сначала мы плыли-плыли-плыли…

Народу в катер набилось как сельдей в бочку, ни о каком удобстве речь не шла. Вдобавок, какой-то «добрый» человек наступил на забытый мною в каюте портфель. Боец был не из наших, под моим взглядом быстро поднял, отряхнул и извинился, а потом испарился в сторону своих, но осадочек-то…

Потом немного летели…

Двигаться в сцепке с Борисом было, прямо скажем, неудобно, но терпимо. Для сохранения обзора Борьку закрепили чуть ниже: чтоб мой подбородок упирался ему в макушку, так что хотя бы видимость он мне не перекрывал. С маневренностью было значительно хуже, если б не лететь по прямой — хрен бы у нас с ним что получилось: абсолютно не представляю, как бы выписывал петли на такой скорости с дополнительным грузом, утяжеляющим меня ровно вдвое.

Потом мы немножко постояли на указанном пилотами месте…

Учитывая особенности нашего скрепления, это было то еще зрелище: я столбиком на небольшом бугорке, а Борис — на полусогнутых спереди.

А потом мир завертелся, выбивая из головы все несвязанные с боем мысли.

По пути случайно, но удачно отцепили «хвост» от Бока: хлопчик несся-несся, а потом почему-то упал камнем вниз. Частоты у нас не совпадали, но, думаю, напоследок он сказал немало громких слов.

А дальше я работал оператором самого экзотического пылесоса в мире: гаситель выдал полусферу «антимагии» точно, как договаривались: радиусом метров в сорок — предел его нынешних возможностей, и с безопасной зоной позади себя. На свою беду многие МБК противника в надежде получше разглядеть опасность чуть взлетели над крышей, служившей точкой сбора и стартовой площадкой, поэтому не просто замирали в статичных позах, а как подрезанные с елки игрушки валились с набранной высоты. Кто-то несмертельно, а вот те, что поднялись повыше и покинули пределы периметра здания — неизвестно. Одаренные, конечно, те еще твари, выживают там, где обычные люди скопытятся наверняка, но падать с двадцати-тридцати метров в стокилограммовом мехе даже им должно быть как минимум чревато серьезными травмами. Уже потом, на отходняке, в голову полезла всякая ерунда: например, есть ли в этом мире статистика насчет предельного уровня, безопасного для падения. Живое воображение, как всегда, сыграло злую шутку: отчетливо представил, как по команде некоего «доктора Зло» дюжие санитары выкидывают неподвижные доспехи с замурованными в них пилотами последовательно с разных этажей башни, а злодей в белом халате деловито и скрупулезно фиксирует результат.