Лестница в небо

— Борь, как теперь? — уже отмучавшийся Черный, задумчиво рассевшийся на диване примерочной, оторвался от занимавших его мыслей, и оглядел получившийся образ.

— Нормально, — рассеяно согласился он.

— Что, значит, нормально? Не хочу нормально, хочу великолепно! Где преклонение перед моей гениальностью и красотой? Где цветы и аплодисменты?

— У меня в комнате кактус засох, приедем — отдам, — вырвался из плена меланхолии гаситель.

— Боря, кактус засохнуть не может! Он, к твоему сведению, растет в пустыне и в принципе способен обходиться без воды достаточно долгое время! — я продолжал изучать собственное отражение, прикидывая, требует ли еще что-то переделки, или и так хорошо.

— Может, его предки так давно эмигрировали, что память об этом утеряна?

— Есть такая наука, генетика называется. Так вот, она говорит, что ты не прав!

— Скажи это мумии моего кактуса. Вернее, уже твоего.

— Вот еще! Я с кактусами, а тем более с их подозрительными мумиями принципиально не разговариваю!

— Они успели тебя когда-то оскорбить?

— Да, они оскорбили и продолжают оскорбляют мое чувство прекрасного!

— Согласен, это повод ответить им презрительным молчанием! Поставь его в комнате и мсти! Для тебя — не жалко!

Достойного ответа у меня не нашлось, так что решил подколоть по-другому:

— Спасибо, друг, я знал, что ты меня поймешь! Но ты забыл о причине подарка: я требую восхвалений, а ты пытаешься отделаться упорством, да еще бракованным! Я помню тот великий момент, когда удостоился от тебя мудрости языка цветов!

— Значение — оно относится к дарителю, а не получателю, так что все справедливо. И мое упорство в привитии тебе зачатков воспитания не бракованное! А за восхвалениями обращайся к сестричкам.

— «Каспатина карашо, каспатина спасибо» — передразнил я скудный словарный запас китаянок, — Из чего следует, что для них я хорош в любом виде, а это необъективное мнение!

Мастер, ставший свидетелем нашего разговора, улыбаясь, аккуратно освободил меня от будущего костюма и вынес его из примерочной, оставив меня одеваться. Настроение было отличное, легкая пикировка с товарищем привела меня в еще более благодушное состояние, потому что последнее время Борис успешно примерял на себя образ печального рыцаря. Возвращение язвительности я посчитал хорошим признаком.

— Так и не хочешь с ними разбираться? — терпеливо дожидаясь моего облачения, спросил приятель.

— Не-а! То, что мог — уже выяснил, даже на таможню через Бока запрос посылал, но что они могли ответить? Да, были такие, пересекли границу в сопровождении дяди Чжоу Ву. Виза на год с возможностью продления.

— Негусто.

— Вот именно.

— А сдать их тому же Рогову? Он же служит сам знаешь где.

— По подозрению в чем?

— Ну, я, конечно, не знаток китайских церемоний, но уж крестьянку от аристократки отличить смогу и без твоих талантов.

— А вдруг это принцессы в беде? А ты их сразу в ПГБшные застенки! Не жалко?

— Аргумент…

— То-то и оно! Пока не вредят — пусть живут, лишь бы концертов больше не устраивали.

— Да, я заметил, что искусство музыки тебе чуждо! — приятель показушно вздыхает, состраивая преувеличенно печальную мину, но долго не выдерживает и прыскает. Широко улыбаюсь в ответ.

Перед самым выходом веселое настроение Бориса куда-то исчезает, сменившись поднадоевшей мне тоской.

— Ты сегодня ничего странного не замечаешь?

Теперь я понимаю, что лицо у приятеля в кои-то веки не скорбное, а тревожное.

— Нет. А что?

— Да, какое-то ощущение… Как-будто… Не знаю, ерунда, наверно… — отмахнувшись от вопросов, парень выходит на улицу, я следом. Но теперь и мне кажется, что в окружающем пространстве что-то не так. И, бредя до «Касатки», мучительно пытаюсь сообразить: я действительно чувствую чье-то недоброе внимание, или это у меня обострение паранойи после слов Бориса?

Поселившаяся в сердце тревога никуда не исчезает и на следующий день, все больше и больше заставляя нервничать. Ни с чем несравнимое чувство, что ты на прицеле, вынуждало все время нервно оглядываться, но ничего выбивающегося из обычного пейзажа обнаружить не удавалось.

— Слушайте, я вам верю, но слежку я точно не обнаружу. У нас в команде есть один бывший полицейский, может, с ним посоветуемся? — спросил Земеля, когда мы с Борисом выложили ему свои подозрения, завалившись после школы в офис «Кистеня».

— Францев? — вспомнил я личное дело одного из бойцов.

— Он самый. Он сейчас на втором отстойнике, пошлю кого-нибудь на замену, придется подождать немного.

— Нормально, подождем.

Две площадки, которые требовалось охранять — это две стройки: одна в порту, а другая на южной окраине города, причем вторая — не так уж и далеко от нашей основной базы. Свободные рода, занимавшиеся строительством комплексов, предпочитали не связываться с клановыми службами, решая такие вопросы самостоятельно или нанимая нейтральные агентства, типа нашего, что всех устраивало. Стройки никто штурмовать или разрушать не собирался, защита требовалась от банальных воров, так что их охрана была спокойным и нудным делом, а среди кистеневцев к ним прочно прилипли названия отстойников.