- Угу, – Раф едва кивнул, не отрывая взгляда от облаков. – Спасибо, бро. Я и сам, в общем-то, могу все разузнать у консервной банки.
Лео прищурился.
О! В этом он не сомневался.
Раф, конечно же, сможет.
Проберется и все выяснит.
Главный вопрос, чтобы смог потом выбраться, а не попался, как мышь на кусок сыра.
- Я бы хотел, чтобы ты остался дома с Кодамой. Меня тревожит его состояние – слишком он стал вспыльчивым и беспокойным.
- Он по Кадзэ скучает, – Раф дернул плечом. – Это нормально. Ему же больше моего, наверное, этих глаз не хватает. Он мне рассказывал, что часто видит во сне, как тот его из коробки достал и прижал к себе, как тепло от этого стало.
- Понимаю, – Лео обнял брата, глядя, как в волнах океана мелькает голова в серой бандане. – Я рядом, Раф, мы справимся. Значит, штурмуем Цитадель Шредера.
- Перемен нет, Госпожа, – ниндзя в черном поклонился Караи, которая задумчиво сидела на низких ступеньках и смотрела на большой старый сад. – Он не пьет, не притрагивается к еде и вообще не двигается. Сидит и смотрит в одну точку.
- Вы обработали раны? – девушка со вздохом подняла голову, отвлекаясь от созерцания.
- Да. Он позволяет делать все абсолютно. На панцире нашлась гравировка – Й’оку.
- Очевидно, это его имя, – Караи поднялась. – Приготовьте препараты, которые прислал Бакстер Стокман. Если без них никак, значит, будем пробовать этот способ.
Ниндзя поклонился и ушел.
Девушка постояла еще минуту, а потом с коротким вымученным вздохом направилась в дом.
Надо было выполнить волю отца и привести черепаху в себя. Заставить есть, говорить, двигаться, залечить раны, вернуть волю к жизни, как-то вынудить тренироваться.
Она уже разобралась, что это не Леонардо, а кто-то другой, хоть и очень похожий, но легче от этого открытия ей не стало.
- Здравствуй, – Караи вошла в небольшую комнату, куда по ее приказу солдаты поместили Кадзэ, после осмотра врача. – Сегодня ты тоже не снизойдешь заговорить со мной?
- Его отмыть надо, – врач клана Фут пристально рассматривает лежащую на низкой кровати рептилию. – А после уже можно будет судить о масштабах повреждений. Если не началось заражение, то вполне возможно, что и выберется. Кому только пришло в голову пересылать животное в ящике? Да еще раненое.
Караи смотрит в бессмысленно устремленный в никуда взгляд и тихо скрипит зубами.
Как? Как заставить жить того, кто этого не хочет?! Особенно не зная почему, и даже не понимая, ради чего он мог бы сейчас начать шевелиться.
Она задумчиво берет левую кисть черепахи и долго всматривается в обрубок «мизинца».
«Предатель. Зачем отец помиловал его? Почему в благородном порыве своей возвышенной души решил сохранить ему жизнь. И откуда он взялся? И чем так дорог Мастеру?»
Девушка села напротив Кадзэ и долго-долго всматривалась в синюю радужку.
- Ты нужен своему Мастеру, – негромко проговорила она. – Ты прощен, несмотря на все проступки. Ты должен жить, Й’оку, и должен вернуться к тренировкам.
Кадзэ даже веком не дернул на эти слова и никак не дал понять, что слышит ее, продолжая смотреть в стену.
- Ладно, – Караи вздохнула и кивнула замершему у двери врачу. – Колите эти препараты. Значит, пусть так в себя приходит.
Ничего вокруг.
Абсолютное ничто, в котором нет никаких ощущений и желаний.
Пустота.
Внутри тоже ничего не было, кроме белого ровного листа.
Были голоса, но не те, что хотелось слышать. Были слова, чей смысл оказался настолько безразличным, что в него не стоило даже вникать и вслушиваться.
Были лица.
В белом и пустом порой промелькивали Рафаэль и Кодама, дарили улыбки и теплые взгляды и исчезали вновь.
И тогда Кадзэ ненадолго начинал хоть что-то ощущать.
Первым, что он почувствовал, была душная сухая жажда в полной темноте замкнутого пространства.
Он оказался в клетке. Наглухо закрытой клетке, забитой снаружи досками, за которыми были звуки.
Едва только двинувшись, Кадзэ нашел рядом с собой бутылку теплой воды и сделал несколько глотков, с трудом открыв крышку, и вспомнил…
- Что тебе эта крыса поганая сказала?! – Господин Саки мечется по своему залу, швыряя предметы в стены. – Как ты посмел предать меня?! Как?!
В его голосе мешается бешенство и непонимание, помноженные на дикую, почти безумную ненависть.
В углу зала корчится Стокман, на чью голову излился гнев Шредера, и вытирает кровь с разбитого лица, поскуливая от ужаса.
А Кадзэ тупо смотрит перед собой в полумрак и даже не дергается, когда очередной удар отбрасывает голову назад до хруста шейных позвонков.
Если бы его не держали, наверное, давно бы свалился на пол…
Можно ответить, и тогда его оставят в покое, но говорить не хочется.
Господин Саки не поймет, что именно Кадзэ услышал от Мастера Йоши, да и вряд ли получится объяснить, как простые слова влились в душу вместе с прикосновением когтистых рук к затылку.
Как он понял, что вот именно это было правильно, что вот так Мастер должен принимать пусть и нерадивого и дурного, но все же ученика…
- Ты скажешь! – Шредер дергает его за подбородок и до рези в глазах всматривается в необъемный, словно нарисованный на картонке взгляд. – Скажешь, предатель!