34. Когда печаль и отчаяние в нас усиливается, тогда мы не можем приносить должного покаяния, ни окаявать себя, ни укорять, хотя в печальном расположении души и не предаемся греху. Когда оные угаснут, тогда опять мучитель наш внушает нам о милосердии Божием, чтобы мы снова пали.
35. Господь, как нетленный и бестелесный, разуется о чистоте и нетлении нашего тела; бесы же, по утверждению некоторых, ни о чем другом столько не веселятся, как о злосмрадии блуда, и никакой страсти не любят так. как оскверняющую тело.
36. Чистота нас усвояет Богу, и сколько возможно, делаем Ему подобными.
37. Земля с росою есть матерь сладости плодов, а матерь чистоты есть безмолвие с послушанием. Приобретенное в безмолвии бесстрастие тела, при частом сближении с миром, не пребывает непоколебимо: от послушания же происходящее - везде искусно и незыблемо.
38. Видел я, что гордость бывает причиною смиренномудрия, и вспомнил сказавшего:
39. Кто хочет с объедением и насыщением победить беса блуда, тот подобен угашающему пожар маслом.
40. Кто одним воздержанием покушается утолить сию брань, тот подобен человеку, который думает выплыть из пучины, плавая одной рукою. Совокупи с воздержанием смирение; ибо первое без последнего не приносит пользы.
41. Кто видит в себе какую-нибудь господствующую страсть, тому должно прежде всего противу ней вооружаться, особенно же если это - домашний враг; ибо если мы не победи сей страсти, то от победы над прочими не будет нам никакой пользы, а поразивши сего Египтянина, конечно, и мы узрим Бога в купине смирения.
42. Будучи в искушении, я ощутил, что сей волк хочет обольстить меня, производя в душе моей бессловесную радость, слезы и утешение; и по младенчеству своему я думал, что я получил плод благодати, а не тщету и прелесть.
43. Если
44. Рыба спешит убежать от удочки: а душа сластолюбивая отвращается безмолвия.
45. Когда диавол хочет связать два лица союзом постыдной любви, тогда испытывает ту и другую сторону: и потом уже начинает возжигать огонь страсти.
46. Склонные к сладострастию часто бывают сострадательны и милостивы, скоры на слезы и ласковы; но пекущиеся о чистоте не бывают таковы.
47. Один мудрый муж предложил мне страшный вопрос: “какой грех”, сказал он, “после человекоубийства и отречения от Христа, есть тягчайший из всех?” И когда я отвечал: “впасть в ересь”, тогда он возразил: “как же соборная Церковь принимает еретиков и достаивает их причащения Св. Таин, когда они искренно анафематствуют свою ересь: а соблудившего, хотя он и исповедал сей грех, и перестал делать его, принимая, отлучает на целые годы от пречистых Таин, как повелевают апостольские правила?” Я поражен был недоумением; а недоумение это осталось недоумением и без разрешения (ц).
48. Будем испытывать, исследовать и наблюдать: какая сладость происходит в нас, при псалмопении, от беса блуда, и какая от словес Духа, и заключающейся в них благодати и силы.
49. Не забывайся, юноша! Я видел, что некоторые от души молились о своих возлюбленных будучи движимы духом блуда, и думали, что они исполняют долг памяти и закон любви.
50. Можно осквернить тело и одним осязанием; ибо нет ничего столь опасного, как сие чувство. Помни того. который обвил руку свою краем одежды,
51. Думаю, что человек не может быть назван совершенно святым, если прежде не освятит сего брения (т.е. тела), и некоторым образом не преобразит его, если только возможно такое преображение во временной жизни.
52. Возлегши на постель, мы наиболее должны бодрствовать и трезвиться; потому что тогда ум наш один без тела борется с бесами; и если он бывает сластолюбив, или исполнен сладострастных мечтаний, то охотно делается предателем.
53. Память смерти да засыпает да и восстает с тобою, и вместе с нею Иисусова молитва единопомышляемая; ибо ничто не может тебе доставить столь сильное заступление во время сна, как сии делания.