Лествица, или Скрижали Духовные

1. Преподобный Иоанн, как вообще в сей книге, так особенно в повествовании о Темнице покаяния, говорит Иоанну, авве Раифскому, и всем его братиям, которых обитель была ближе к Александрии, нежели Петербург к Москве. Он говорит, что сам ходил посетить один знаменитый монастырь, который находился не в дальнем расстоянии от сего большого города, в Фиваиде, и что авва сего монастыря, о котором рассказывают повести столь назидательные, муж удивительный по добродетели и премудрости, имел в своем руководстве две другие обители: одна была лавра, устроенная для тех, которых Бог возводил на высоту безмолвия, а другая — монастырь кающихся, или обитель покаяния, названная Темницею, которая была назначена для монахов, нарушающих святость обетов своих тяжкими грехопадениями. По всему этому невероятно, чтобы преподобный Иоанн, в повествовании о сей Темнице, выдавал несправедливое за истину.

2. Не один Иоанн Лествичник повествует о сей обители кающихся. Блаженный Иероним также упоминает о ней в предисловии к правилу святого Пахомия, говоря, что он перевел сие правило на латинский язык, потому что человек Божий Сильван, пресвитер, приславший ему сие правило из Александрии, уведомил его, что в Фиваиде, в монастыре, который некогда назывался Танобом и который благоприличным изменением слова назван впоследствии монастырем покаяния, находятся многие раифские иноки, не понимающие ни греческого, ни египетского языка. Итак, прежде, нежели преподобный Иоанн Лествичник посетил сию обитель, она уже не менее двух веков существовала, хотя и могло случиться, что она уже после блаженного Иеронима присоединилась к тому великому монастырю, о котором говорит Лествичник, и получила особенное назначение для монахов, падших в тяжкие преступления и имевших нужду в чрезвычайном покаянии для своего восстановления (См.: Annotat. in Regul S. Pachom, apud Cassianum).

3. Преподобный отец сам уверяет Раифских братьев, что его повествование совершенно искреннее, что он пишет о том, чему сам был очевидным свидетелем, что он рассказывает не вымысел и баснь, но истинную историю: «Стекитесь, — говорит, — все прогневавшие Господа и приступите; приидите и услышите, что я поведаю вам; соберитесь и увидите, что Господь показал мне в назидание души моей» (Слово 5, гл. 2). Он говорит, что пребывал в сей обители целый месяц и что потом, возвратившись к настоятелю великого монастыря, не мог довольно выразить перед ним свое удивление, возбужденное всем виденным и слышанным в оной Темнице (Слово 5, гл. 26) Итак, нравственная невозможность запрещает помыслить, будто преподобный отец мог обманывать братьев, или, лучше сказать, всю церковь, и так далеко простирать обман.

4. Нельзя обвинять в жестокости настоятеля «сих неповинных и блаженных осужденников», как называет их преподобный, потому что их заключали в сию Темницу покаяния по усерднейшему желанию и усиленному прошению их самих; и все жестокости тамошнего пребывания были совершенно произвольные муки, которые они воспринимали для избавления от муки вечной. «Что в сравнении с ними, — говорит преподобный, — злострадания беснующихся, или плачущих над мертвецами, или пребывающих в заточении, или осужденных за убийства. Поистине, невольное мучение оных есть ничто в сравнении с произвольным страданием сих. Часто они умоляли сего великого судию, то есть пастыря своего, сего ангела между человеками, и убеждали его наложить железа и оковы на руки и на шеи их, а ноги их, как ноги преступников, заключить в колоды и не освобождать от них, пока не сойдут во гроб. Но иногда они и гроба лишали сами себя, умоляя и заклиная великого авву, чтобы он не сподоблял их человеческого погребения, но подобно скотам выбрасывал бы тела их или в реку, или в поле на съедение зверям» (Слово 5, гл. 19–21).

5. Но все жестокости их покаяния происходили из любви к Богу и из ненависти ко греху, которая, по-видимому, похожа была на самоненавидение; но в самом деле эта была та нелюбовь к душам своим, которая ублажается в Апокалипсисе (12, 11), и та святая ненависть к своим душам, которой требует Господь наш Иисус Христос от хотящих сделаться учениками Его. Душа, уязвленная огненною стрелою любви Божественной, питается страданиями; слезы и подвиги умерщвления суть ее утешения в скорбях. Кто мя устроит, — пишет святой Григорий Назианзин к Василию Великому, — кто мя устроит по месяцам прежних дней (Иов. 29, 2), в которые я увеселялся с тобою злостраданием; потому что скорбное, но добровольное предпочтительнее приятного, но невольного (Свт. Григорий Богослов. Собрание творений в 2-х томах. Т. 2. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1994, с. 414 (Письмо 5).