Лета 7071

Он быстро, словно пересчитывая, обводит глазами бояр. Тишина раскачивается и раскачивается на невидимых нитях, натянутых до предела, — вот-вот оборвется… Взгляд Ивана то останавливается, то опять быстро скользит по боярским лицам, и кажется, что он ищет средь них кого-то… Воротынский… Яковлев… Серебряный… Курлятев… Курлятев! С ним, с ним стакнулся Сильвестришка-поп! Приятели были — огнем не разожжешь, водой не разольешь. Его наущениями власть царскую к рукам прибирал хитрый поп. И в изгнание удалился с тайной и коварной мыслью, что позовет его царь назад… Не справится с душой своей и мыслями и призовет опять к себе, отдав всю власть над собой. Ждет этого Курлятев и на поклон к попу ездит в Кириллов монастырь. Речи с ним ведет тайные… Знает Иван, о чем эти речи.

Судорогой пробежало по Ивану это новое воспоминание о Сильвестре. Вскинулась в нем злоба, заметались мысли, чуть бы — и оборвал тишину… Но взгляд его уже перескочил с Курлятева. Горенский… Кашин… Шуйский!! Этот тоже волчьей породы. Алчность и властолюбие кровью залили весь его род. Кто еще, кроме Шуйских, так рвется к царскому трону?! Этот, может, о троне уже и не помышляет, но убийства дядьки своего Андрея Шуйского, которого Иван еще в малолетство выдал псарям, он не забыл. И не простил он этого убийства Ивану, и не простит, хотя ничем затаенной своей злобы не выказывает, и отомстит — неожиданно и подло, как в спину ударит.

— Что же, бояре, каково слово ваше будет? — глухо выговаривает Иван и переводит взгляд на Мстиславского. — Воевать нам дальше Ливонию иль отступиться да и сидеть так взаперти в Кремле до скончания века?.. Без моря! Без доброй торговли!

Дрогнули глаза у Мстиславского, но не отвел он их в сторону, выдержал взгляд Ивана и первым ответил ему:

— Каково нам, государь, чужую землю воевать, коли своей защитить не можем? Крымец терзает нас непрестанно, жжет наши города, люд наш губит и полонит.

— Крымчак беду великую чинит земле нашей, — вставил Шереметев. Его воевать надобно. Дикое поле под себя забрать… Земля там добрая и угожая, много ее…

— Может, через то, Шеремет, ты в крымскую сторону клонишь, — ехидно спросил Иван, — что уж заимел там поместья?.. Моим войском богатство свое оградить тщишься?

— Ведомо тебе, государь… — что-то вздумал ответить Шереметев, но Иван не дал ему.

— Ведомо мне, — перебил он его криком, — что городков вы там понаставили, вотчины разметнули!.. И ты — Мстиславский! И ты — Воротынский! Небось тоже станешь от Ливонии меня отговаривать? — Иван вонзил острые зрачки в невозмутимое лицо Воротынского. Поди, сгреб больше всех в Диком поле?!

— Я воевода, государь, — с достоинством ответил Воротынский. — Все, что есть у меня в Диком поле, добыто боем иль пожаловано тобой.

— Молчи, воевода, не оправдывай свою душу алчную! О Руси нашей матушке тако бы пеклись, как о богатстве своем!

— Мы все с тобой вместе о Руси печемся, — сказал Мстиславский.

— Молчи, князь!.. Молчи, коль запамятовал ты те беды, что чинят Руси и литвины, и свеи, и поляки… Ирик, король свейский, и Фридерик — дацкой, запрет наложили на плаванье нарвское. Жигимонт також — Гданьску да прочим городам приморским заказал торговать с Нарвой. Ни от фрягов, ни от немцев не идут теперь к нам купцы… А которые и идут — свейские да ляцкие каперы ¹ нападают на них. Аглийцы Белым морем плывут — да путь тот не сносный, много по нему не находишь. Теперь Рига и Колывань ² снова всю торговлю у нас отымут.

— Нам с заморцами торговать убыточно, государь, — ввернул Шереметев.

— Правду речет Шереметев, — поддержал его Салтыков. — Аглийцы в Новгороде сукно торгуют: по четырнадцати рублев с куска, а я, коли посольство у аглийцев правил, покупал таковой кусок по шести фунтов.

— Боле не у кого взять нам то сукно, — мрачно сказал Иван. — Не у кого! Бухарцы везут к нам коренья и пряности, ногаи гонят скот… А нам порох нужен и всякие иные припасы военные.

Иван поднялся с лавки; ни на кого не глядя, прошел к дальней стене, остановился перед ней…

«Твердо встали!.. И в силе своей, и в правоте переуверенные… Отцу моему руки вязали упорством и противлением и на моих руках виснут…»

— Бояре!.. — Иван резко обернулся. — Я пришел не молить вас… — голос его дрогнул, но глаза стали еще пронзительней. — Я пришел сказать вам, что мы обречем Русь, коли море ей не добудем!

— Коли б только Ливония, государь, путь нам к морю заграждала, — тихо, но твердо проговорил Мстиславский. — И Польша, и Литва, и свеи — все поперек встают. Како нам разом супротив всех ополчаться?

— Вот ты теперь каки речи речешь?! — Иван оглядел Мстиславского тяжелым взглядом. — И вы, поди, все мыслите тако ж?..

— Мстиславский мудро речет, — сказал Серебряный. — Несносно нам воевать противу всех.

— Ты что скажешь, воевода? — обратился Иван к Горенскому.

— Мое слово такое же, государь.

— Ты, Воротынский?..

— Бесславно воевать не привык, государь!