Летающая собака

Хватает грязными пальцами чужой язык да ещё спрашивает, что это…

— Как — фто?.. Ях-фых, — сказал я. — Яхфых!

— Какой яхфых? — спросил меня Мишка. Он, наверно, решил, что это не каша, конечно, у меня во рту, а какое-нибудь кушанье, что ли. — Чей яхфых?

Я хотел всё сказать, что это мой язык, а у меня всё получался то какой-то яхфых, то какой-то фыхыях…

— Ну прожуй тогда и проглоти, — сказал Мишка, — свой фыхыях.

С большим трудом я объяснил Мишке, что «фыхыяхом» я называю свой язык и проглотить его не могу…

— Ладно, — смирился Мишка, — язык свой ты можешь называть хоть фыхыяхом, хоть яхыфыхом, а теорема чтоб у тебя от зубов отскакивала. Повторяй за мной… «Если на стороне угла отложим от его вершины…»

Я смотрел на Мишку дурак дураком, потому что за это время у меня во рту мой язык ещё подрос и я чувствовал, что, кроме фы или хы, я вообще ничего не смогу произнести.

— Ну что ты молчишь? — спросил меня Мишка. — Повторяй!..

Тогда я решил Мишке объяснить, что сегодня ему вообще лучше со мной не заниматься и что лучше перенести наше занятие на другой день. Потому что… И вот этим «потому что» я всё окончательно испортил.

— Фыфифаеф, Фифа Фифкоф, — сказал я медленно, что означало: «Понимаешь, Миша Шишков».

Потом я хотел рассказать, как меня укусила пчела, которую я назвал летающей собакой, и что у меня от этого распух язык, но Мишка разобрал только четыре слова: «Фыфифаеф, Фифа Фыфков» и «фобака», а всё остальное я и сам не разобрал, что я сказал.

— Кто фифа? Я фифа? — разъерепенился Шишков. — Кто фобака? Что за фыфифаеф? Я ничего не фыфифаю! К нему приходят заниматься, а он обзывается всякими фифами, фобаками и какими-то фыфифахами… Сейчас же возьми все свои фыфифахи обратно или… или я тебе сейчас как дам по твоей дурацкой башке!

И Мишка поднял в воздух целую кипу книг, которую он всегда таскал с собой. Между прочим, в этой кипе были два тома Большой советской энциклопедии.

— Берёшь свои слова обратно или нет? — заорал снова на меня Мишка.

— Я не могу взять свои слова обратно, — промычал я на своём фыфифахском языке, — потому что у меня язык растёт!

— А мофги у тефя не рафтут? — заорал на меня Мишка, тоже почему-то неправильно выговаривая слова.

Мне эта Мишкина мысль понравилась, что, если пчела укусила бы меня в голову и у меня стали бы расти мозги, я был бы умнее Мишки.

— Ты берёшь свои слова обратно или нет? — спросил снова Мишка.

Я бы, конечно, с радостью взял свои слова обратно, но к этому времени у меня язык настолько вырос и распух, что уже перестал и вовсе помещаться во рту. Его кончик вдруг сам по себе взял и вылез наружу. Поэтому я и сидел молча с высунутым языком и смотрел как дурак на Мишку.

— Так, — сказал Мишка, — вместо того, чтобы извиниться, ты ещё мне язык показываешь?.. Спрячь язык!.. Кому говорят: спрячь!..

Я попробовал выполнить Мишкину просьбу, но у меня из этого ничего не вышло. За это время, пока я пытался спрятать язык обратно в рот, язык подрос у меня ещё немного и высунулся ещё больше.

— Ну знаешь? Это уже издевательство. Считаю до трёх, — сказал угрожающе Мишка, — не спрячешь, получишь по зубам!

Пока Мишка считал до трёх, я успел написать в тетрадке, что меня укусила пчела в язык, и показал это Мишке.

С криком: «Что же ты молчал раньше!..» — Мишка подбежал к цветку, стоявшему на подоконнике, зачерпнул из горшка целую горсть земли, потом полил её водой из графина и, подбежав ко мне, стал почему-то совать эту мокрую землю мне в рот. Тогда я выплюнул эту землю в горсть и стал совать эту землю Мишке в рот. Тогда Мишка дал мне по башке, а я ему дал по зубам.

— Так, — раздался в дверях мамин голос, — значит, кулаками доказываете друг другу теорему?

Драться мы сразу же перестали. А я сидел молча на полу весь перепачканный землёй, с высунутым языком.

— Валентин, — сказала мама, — что это у тебя за гадость торчит изо рта? Сейчас же выплюнь!

— Это не гадость, это у него язык, — объяснил Мишка, — его пчела укусила… А я ему в рот землю…

— Зачем же ты это сделал, Миша? — спросила мама.

— А меня в деревне один раз пчёлы кусали, и бабушка мне мокрую землю прикладывала по народной медицине, — объяснил Мишка.

— Сначала надо жало вытащить, — сказала мама.

Она прополоскала мне рот и вытащила жало и, погладив по голове, сказала:

— Вот видишь, этот мёд тебя должен лечить, а теперь ты из-за него будешь болеть… — И добавила: — Не хнычь, пожалуйста, укусы пчёл вообще-то полезны…

К вечеру язык у меня перестал болеть. С Мишкой мы помирились и на другой день занимались как ни в чём не бывало.

А насчёт того, что укусы пчёл полезны, мама оказалась права. Потому что больше я никогда и никому не говорил неправду. Потому что, когда я хотел что-нибудь соврать, я чувствовал, как у меня во рту моментально начинает распухать язык, как будто меня снова пчела в язык ужалила.

А вас, ребята, никогда пчела в язык не жалила?..

Будьте осторожны!!!