Летающие кочевники

Никого из рабочих так и не было видно. «Трусливые мерзавцы, — шипела Софи, — завтра же рассчитаю половину». Незнакомец все так же неподвижно стоял у костра, словно все происходящее его не касалось. Мариано подошел к нему и тронул его за плечо. Незнакомец вздрогнул, взгляд его сразу стал осмысленным, и Мариано подумал, что тот, вероятно, спал стоя и с открытыми глазами.

Да Пальха подвел гостя к столу к усадил на складной стул.

— Одну минуту, — сказала Софи и побежала в палатку. Она вернулась тотчас же и, нагнувшись сзади над Мариано, сунула ему что-то тяжелое в боковой карман куртки. Молодой человек опустил руку в карман: это был револьвер.

— Ужин начался в теплой, дружественной обстановке, — прокомментировал Мариано и положил на тарелку гостя порцию дымящихся бобов.

Незнакомец обнюхал еду, потом быстро погрузил в нее указательные пальцы обеих рук и, действуя ими, как деревянными палочками, начал есть неторопливо, но с видимым наслаждением. Очистив тарелку таким образом, он ее старательно вылизал, откинулся на спинку стула и издал неопределенный стонущий звук, который можно было расценить только как выражение острого блаженства.

Ни Мариано, ни Софи не притронулись к еде. Их обоих переполняла невыносимая смесь жалости и отвращения, сострадания и брезгливости. Вызвано это было даже не странным способом принятия пищи. Их ошеломило другое: на негнущихся серых пальцах пришельца не было ногтей. Не то что они были кем-то сорваны — нет: их явно не было никогда.

— Теперь я понимаю, — прошептала Софи. — Этот несчастный урод все-таки европеец, вернее сын европейских родителей. Такие дети, я знаю, рождаются у людей, работающих с радиоактивными веществами. Самым правильным было бы убить его еще младенцем.

— Мадемуазель Берже, я все-таки не уверен, что он ничего не понимает. Будьте осторожнее.

— Ох, да Пальха, вы думаете, ему самому это не приходило в голову? Ручаюсь, что не раз. Дайте-ка ему лучше еще чего-нибудь.

Мариано достал коробку сардин и принялся ее открывать, искоса поглядывая на гостя.

— Боюсь, что вы неправы, — заметил он. — Этому человеку не меньше тридцати лет. Тогда еще не было никакой атомной бомбы, слава богу.

— Но исследования велись, и как раз без соблюдения техники безопасности.

— Может быть. Но он не понимает местных наречий, и потом его способ питаться…

— Наверное, и это можно как-то объяснить.

Мариано пожал плечами и протянул гостю открытую коробочку с сардинами. Но незнакомец вдруг шарахнулся в сторону, замахал руками, и его всего затрясло, словно от страха или отвращения. Он не успокоился, пока злополучная жестянка не была отнесена в палатку.

— Ну, ладно, — сказал Мариано, — пока закипает кофе, попробуем объясниться при помощи карандаша и бумаги. Боюсь, что бедняга просто глухонемой.

Карандаш и бумага появились на столе; придвинутые к незнакомцу, они не произвели на него никакого впечатления. Молодые люди разочарованно переглянулись.

— Начну-ка я сам, — предложил Мариано и, взяв карандаш, принялся кое-как изображать усатого ковбоя. Глаза незнакомца округлились, он выхватил карандаш, обнюхал его, поднес к уху, словно прислушиваясь, потом быстро придвинул бумагу к себе и начал наносить на нее непонятные волнистые линии, зигзаги и пятна. Это была радость дикаря, получившего ни с чем не сравнимую игрушку.

— Придется завтра заехать в Жеремуабу и сдать его местным властям. Бедняга заслуживает приюта умалишенных.

Между тем незнакомец начал издавать какие-то странные звуки; увлеченный рисунком, он, по-видимому, сам не замечал, что они непроизвольно вырываются у него. Наверное, это была песня, потому что звучали только гласные различной тональности.

— Мариано, — вскрикнула вдруг девушка, — вы видите, что он рисует? Это же план местности!

— Черт меня подери, это карта окрестных штатов. Да, это Васа Баррис, ее характерные изгибы… Но ведь для того, чтобы нарисовать такой план, надо видеть местность с самолета!

— Нарисуйте ему самолет, — посоветовала Софи.

Самолет был изображен и передан незнакомцу: тот крутил рисунок так и этак, переворачивал вверх ногами, в конце концов пририсовал ему лапы, глаза и клюв. Затем вернулся к первому рисунку. У изгиба Васа Баррис он поставил крестик. «Наш лагерь», — прошептала Софи. Потом он несколько помедлил и поставил второй крест в левом верхнем углу листа. Рядом со вторым крестом он изобразил продолговатый овальный предмет.

— Галоша, — предположил Мариано.

— Или лодка.

Возле предполагаемой галоши появились крошечные пляшущие человечки; три фигурки, покрупнее других, были расположены горизонтально. От их голов расходились радиальные лучики. Точно такую же фигурку, с волосиками-лучами вокруг головы, он нарисовал у первого креста, обозначавшего лагерь близ Канудуса.

Затем он выразительно постучал пальцем себя в грудь и указал на четвертую фигурку.

— Он хочет сказать, что это он, — догадалась Софи. — Но зачем он нарисовал себе волосы? Ведь он абсолютно лыс.

— Наверное, это означает, что он считает себя святым.

— Или мудрецом.