Летающий джаз

При этом система власти выстроена так, что за месяц пребывания в Москве ни Гарриману, ни Керру так и не удалось попасть к Сталину, а генералу Дину — даже к Ворошилову. «Особо секретный протокол» об открытии в СССР баз союзников просто повис в воздухе. Больше того — за весь месяц никакого обсуждения совместных боевых операций не случилось, миссия Джона Дина занималась лишь бюрократической писаниной по ленд-лизу. Единственное внимание, которое ясно видели американцы в Москве от своих русских союзников, это постоянную слежку. Стоило Гарриману выйти из «Спасо-хауса», как за ним тут же шли четыре офицера НКВД, за генералом Дином — двое, а за всеми остальными сотрудниками посольства — по одному за каждым. И, конечно, правы Ричард Кришнер и еще трое молодых летчиков, которых привез с собой бригадный генерал Уильям Крист: если русские не хотят никаких совместных операций, то чем просиживать штаны в этой хмурой Москве, лучше бы им, опытным боевым летчикам, вернуться на фронт. Тем паче, что японские дипломаты настойчиво интересуются, почему в Большом театре ложа Американского посольства теперь каждый вечер до отказа заполняется новыми лицами…

Но Тегеран должен все изменить. Если Рузвельт и Черчилль найдут подход к Сталину, их сближение тут же откроет зеленый свет для совместных боевых действий. Причем русским это нужно даже больше, чем союзникам — наступление Красной армии на гигантском фронте от Заполярья до Черного моря обходится ежедневной потерей тысяч солдат. А на востоке над русскими висит Япония, которую Гитлер принуждает к высадке на советский Дальний Восток. Пара американских авиационных баз на Сахалине или под Владивостоком могут остудить японских вояк, так же как одна или две американские авиабазы на Кавказе могут развеять мечты Турции о бакинской нефти…

Теперь, в самолете, американцы и англичане впервые говорили обо всем этом в полный голос и не боясь русской прослушки, поскольку самолет был американский — все тот же личный «боинг-24» Аверелла Гарримана, который Аверелл называл «Becky».

Но в полдень ровный гул четырех моторов вдруг изменился, и в салон вошел второй пилот, доложил:

— Господа, вынужден сообщить: один двигатель вышел из строя. Это не страшно, мы и на трех двигателях можем долететь до Тегерана. Но, как сказал нам русский диспетчер, бережного бог бережет. Поэтому садимся в Сталинграде.

В Сталинграде погода была морозная, небо мрачное, на пустом аэродроме не наблюдалось никого из командования, и вокруг аэродрома не было ни одного здания, чтобы укрыться от ледяного ветра. Даже когда Гарриман и Болен захотели отойти от самолета, дабы просто размяться, русский вооруженный часовой тут же приказал: «Назад! Вернитесь!»

— Это к вопросу о доверии… — мрачно заметил Болен, лучший эксперт по России.

Впрочем, вскоре к самолету подкатила вереница полуразбитых трофейных машин. По изрытой воронками дороге нежданных гостей повезли в Сталинградский горком партии, который находился в единственном уцелевшем в городе здании. По дороге гости из окон машин могли видеть только бесконечные и занесенные снегом руины кирпичных и бетонных зданий. Поскольку ехали через эти руины не меньше получаса, было ощущение, что их забросило на давно умершую ледяную планету.

В горкоме свалившихся с неба иностранцев угостили черным хлебом, сыром и сосисками и отогрели водкой, а затем повезли на экскурсию по местам Сталинградской битвы. Она произвела сильное впечатление. Даже генерал Дин и глава английской Военной миссии генерал-лейтенант Гефферд Мартел, участник Первой мировой войны, никогда не видели разрушений таких гигантских масштабов. Вокруг, насколько видел глаз, были все те же бесконечные, покрытые снегом руины, проломленные бомбами крыши домов и обвалившиеся, как выбитые зубы, кирпичные стены. Среди этих гор битого кирпича, в подвалах и в землянках ютились малочисленные горожане.

В конце дня гостям сообщили, что ремонт двигателя затянется до следующего утра, и отвезли поглядеть на бывший штаб сдавшегося фельдмаршала Паулюса и высокий временный памятник, сооруженный на берегах Волги в память о солдатах, павших в Сталинграде[4].

К ужину хозяева города раздобыли достаточно еды и питья, чтобы прием боевых союзников затянулся за полночь. Первые тосты произносились такие же официальные, как в Москве, но после нескольких граненых стаканов водки bottom up началось фронтовое братание с песнями, военными рассказами и танцами. Официантки отложили подносы и танцевали с русскими и иностранными офицерами. Чарльз Болен лихо спел по-русски песню о Стеньке Разине, который бросает свою княжну в «набежавшую волну», а генерал Дин — по-английски «Покажи мне дорогу домой». Гарриман сгибался под грузом даров — трофеев Сталинградской битвы: немецких пистолетов, часов и сабель. В ответ на призывы русских немедленно открыть Второй фронт все гости клялись, что только ради этого они и находятся в России, что осталось, мол, согласовать последние детали. Но даже спьяну не разгласили эти детали и не сказали, зачем летят в Тегеран.