Животным оказался Брюс, угромоздившийся на четвереньки и одной ногой застряв в капкане. Из угла с любопытством и в тоже время раздражением за Брюсом наблюдал весьма интересный тип: голова в проплешинах, кожа сухая и темная, почти черная. Уродливый наблюдатель сопровождал взглядом каждое движение попавшей в ловушку жертвы и что-то бубнил себе под нос, а от света фонарика в ярости махал руками. Это был горечный на запущенной стадии. Видимо, от таких как он, Рейнджеры и расставили капканы. Не знаю, заставил бы Брюс заткнуться свой окровавленный рот, если знал, что за ним наблюдает горечный, но сейчас он орал и вопил, словно резаный.
- Саманта, помоги! Профу, помоги!
В ответ я лишь приставила палец к губам, призывая Стэна молчать и указала ему в сторону горестного в темном углу.
Когда горечный зашаркал ногами по полу Брюс от испуга завопил с новой силой.
- Саманта, профу, освободи меня! Я сделаю фсе, фто хочеф!
Я хлопнула Стэна по плечу, и мы двинулись дальше.
Бормотание горечного переросло в озлобленный рык, затопотали худые ноги, и вскоре крики заживо разрываемого на части Брюса заполнили пустынное заводское пространство.
Выбрались наружу, свет ударил по глазам, а северный ветер заколол щеки. Шевроле занесло снегом, словно сугроб. Ключи остались у Брюса, поэтому пришлось выбить окно имплантатом, а вот со взломом ходовой системы пришлось повозиться, и здесь снова пригодились навыки Стэна.
Не жалея подвески, я утопила газ в пол и Шевроле пустился вперёд, бампером сдирая с верхушек между ухабами снежную шапку и размякший дерн.
Не успели удалиться и на сто ярдов, как зеркала заднего вида залились ярким светом. Из окон завода вырвались острые языки пламени, громыхнул гром.
Стены завода с протяжным скрипом и скрежетом разъехались в разные стороны. Желто-красное зарево взрыва сменил густой серый дым. Кое-где в сторону леса выбегали оставшиеся в живых рейнджеры.
Я не удержалась и дала по тормозам, чтобы понаблюдать. На фоне громадного серого облака из ниоткуда возникла фигура. Прорисовывалась она от головы к ногам, словно на голову человека, накрытого белой простыней, лили из бочки мазут, пока тот весь не покроется черной вязкой массой.