Летальный кредит

– Завалило, что ли? – спросил я сам себя.

– Никак нет, товарищ старший лейтенант, – ответил мне младший сержант Абакумов, как и я, рассматривающий пространство в тепловизионный прицел. – Мне сразу показалось, что там только замок в камнях установлен, а двери никакой нет, еще когда я отмычками работал. Нет там двери. Надо в других галереях искать…

– Если так, то эмир Малик перехитрил нас и устроил ловушку, надеясь, что взвод камнями завалит. Даже если и не завалит, то время будет потеряно.

Я двинулся вперед, прямо в пылевое облако, но предварительно опустил со шлема на глаза противоосколочные очки, чтобы беспрестанно не моргать и не протирать глаза.

За мной двинулся старший сержант Петрушкин, знаком раскрытой ладони за спиной остановивший других бойцов. Он и нашел камень, вывороченный взрывом. Более того, камень не только выворотило, его еще и раскололо на три части.

Я подсветил тактическим фонарем, чтобы посмотреть на сколы. Там было заметно наличие цемента. Все стало ясно. Бандиты просто раскололи каким-то образом камень, вставили внутрь замок, сделали видимую для глаза замочную скважину, чтобы отвлечь наше внимание. А двери здесь не было никогда.

– Быстро! Всем в оставшиеся галереи! – дал я команду. – Осторожно! Бандиты могли выйти на поверхность, чтобы атаковать нас в спину.

Мы со старшим сержантом побежали, аккуратно ставя ноги в еще не осевшую пыль, чтобы не споткнуться, и быстро догнали взвод.

Командиры отделений, просчитав ситуацию, без моего вмешательства разделили взвод на две группы, бежавшие колоннами рядом. У нас так положено: когда командир что-то не успевает сделать или до чего-то не додумывается, хорошо подготовленные сержанты делают это за него. Командир при этом обычно не возражает, хотя, бывает, и поправки в действия вносит. Но сержанты – это тоже младшие командиры, и они должны уметь командовать.

Взвод безостановочно бежал к выходу в главную галерею. Причем ведущие убегали вперед, становились на одно колено, прикладывались глазом к прицелу, страхуя таким образом товарищей, и не отрывались от него, пока колонна не пробегала мимо и следующий боец, став ведущим, занимал место предыдущего, принимая страховку на себя. Бывший же ведущий пристраивался в конец колонны. Это все было отработано на тренировочных занятиях до автоматизма, и никому объяснять надобность того или иного действия не надо было. Армейский механизм спецназа работал четко, без сбоев, которые иногда даже часам свойственны.

Мы со старшим сержантом Петрушкиным сразу разделили, даже не посоветовавшись, колонны между собой. Я побежал рядом с одной, Петрушкин – рядом с другой. И так до самого выхода. Там, снова не дожидаясь команды, по паре бойцов-левшей [3] от каждой колонны, предварительно выглянув за поворот, перебежали на противоположную сторону главной галереи, где стена была разрушена, и залегли среди камней. Четверка правшей, прижавшись к камням на повороте, тоже приступила к контролю своего сектора.

– У нас чисто, – доложили левши.

– У нас тоже, – присоединились к ним правши.

– Выходим, – дал я команду и продвинулся вперед вместе с Петрушкиным.

Но в главную галерею старший сержант за мной не вышел. Так положено: если командир идет впереди, его заместитель замыкает строй или колонну. Случись что с командиром, заместитель всегда готов занять его место.

В главную галерею мы вырвались одновременно двумя колоннами и сразу устремились к нужным боковым галереям, где осмотр не был завершен. Я со своей колонной свернул в ближайшую. Сержант Собакин увел вторую колонну в следующую, где и раньше находился. Старший сержант Петрушкин замыкал вторую колонну, но уже в самой галерее должен был возглавить ее.

– Абакумов! – позвал я командира второго отделения. – Показывай, где осмотр завершил.

Младший сержант тут же оказался впереди меня. Переход через темную галерею проходил по уже привычной схеме. Тактическими фонарями никто не пользовался, чтобы не вызвать светом встречную автоматную очередь. Пользовались тепловизионными прицелами. Но впереди все равно шел сапер, который опустил на глаза очки ночного видения. Конечно, они только назывались очками, а в действительности больше напоминали небольшой театральный бинокль, который своим весом давил на нос и у меня лично создавал определенный дискомфорт.

Впрочем, обращать внимание на дискомфорт мы не привыкли. Тем более спецназовцу не пристало жаловаться на него. Но после работы в темных помещениях или ночью у сапера обычно возникали пятна на носу – следы потертостей. Однако сапер понимал, что искать мину с помощью прицела оружия не просто смешно, но даже невозможно. Оптический прицел так устроен, что смотрит далеко. А если с его помощью смотреть себе под ноги или чуть вперед, то мало что увидишь.

Фонарь же привлекает слишком явное внимание своим светом, который бывает видно даже из-за угла. А если взрывное устройство все же попадется, обезвреживать его сапер предпочитает вслепую. Именно для этого на занятиях по минному делу используются черные повязки на глаза.