Летчик для особых поручений

— У вас здесь тысяча моделей. А мне нужна одна. Неужели вам жалко?

Хранитель пожал плечами.

— Если правду говорить, действительно жалко. Но не в этом дело. У нас в музее строгие правила. Не могу же я отдать модель, если нет у человека доказательств, что это его кораблик. Есть у тебя доказательства?

— Доказательства? Какие? Я же всё рассказал… Только вот ещё…

— Что?

Алёшка зажмурился от смущения и выпалил с отчаянной решимостью:

— Я про этот клипер стихи написал!

— Стихи? — сказал Хранитель и забарабанил пальцами по колену. — Стихи — это серьёзное дело. Ну прочти.

— Я… сейчас…

Читать сидя было неловко. Алёшка встал, прислонился к шкафу. Отвернул лицо и хрипловато начал:

— Жил-был старый корабельный мастер… В общем, это начало такое. А называются стихи «Песня о клипере».

Жил-был старый корабельный мастер,
 Молчаливый, трубкою дымящий.
И однажды сделал он кораблик—
Маленький, но будто настоящий.
Был фрегат отделан весь, как чудо,—
От бизани до бушпритной сетки…
Но однажды старый мастер умер,
И корабль остался у соседки.
Алёшка передохнул и стал читать спокойнее:
Что ж… Она его не обижала,
Пыль сдувала, под стеклом держала.
Только ей ни разу не приснился Голос шквала или скрип штурвала.
Что ей море, якоря и пушки?
Что ей синий ветер океана?..
Куковала, хриплая кукушка,
По стеклу ходили, тараканы…
Алёшка вспомнил обшарпанные обои, маленькие окна, пронафталиненный комод в полутёмном углу, и от жалости к кораблику голос у него зазвенел:
Среди шляпок, старых и затасканных,
Пыльных перьев и гнилого фетра,
Как он жил там — парусная сказка,
Чайный клипер — сын морей и ветра?
Что он видел тёмными ночами,
Повернув бушприт к окну слепому?
Ветра ждал упрямо и отчаянно?
Или звал кого-нибудь на помощь?
И проснулись влажные зюйд-весты,
Закипели грозовые воды.
Сдвинули потоки домик с места,
Унесли кораблик на свободу.
Он уплыл по золотым рассветам,
По большим закатам ярко-красным.
Пусть его хранит капризный ветер
 На пути далёком и опасном…

— Вот… — сказал Алёшка. — Это пока всё. Конец я ещё не придумал.

Хранитель посидел, не говоря ни слова, щёлкнул пальцами, неторопливо поднялся.

— Что ж, Алёша… Конца ты ещё не знаешь. Потом напишешь. Больше спорить не будем. Клипер твой.

Алёшка молчал смущённо и обрадованно. Хранитель шагнул к столу, потрогал чайник.

— Согрелся. Давай поужинаем. Потом укладывайся. Переночуешь, а утром домой.

— Но я же могу опоздать!

— Вряд ли. Ну-ка, покажи билет… Нет, брат, с таким билетом никуда не опоздаешь. Садись к столу.

Алёшка был очень голодный. Он съел две булки с колбасой и маслом, выпил три стакана сладкого чая. Навалилась на него ватная усталость. И только одна мысль беспокоила Алёшку: «Где же кораблик?»

Хранитель принёс и развернул раскладушку. Дал Алёшке рыжее мохнатое одеяло.

— Ложись. Я сейчас… — и вышел.

Алёшка лёг. Над ним, высоко, было маленькое оконце, в которое смотрели две белые звезды. Пахло морем и мокрыми береговыми камнями — совсем не так, как обычно пахнет в подвалах. Алёшка зажмурился и сразу представил, что лежит он среди скал, у самой воды. «А маленьким кораблям кажется, наверно, что они стоят в гавани», — подумал Алёшка.

Вернулся Хранитель. Он принёс и поставил на стол модель клипера. Алёшка благодарно улыбнулся.

— Послушай, — сказал Хранитель. — А ты уверен, что у Маши ему будет лучше, чем в музее? Здесь он среди кораблей. Свой среди своих. Днём сюда приходят сотни мальчишек и моряков. Они радовались бы, глядя на него… А Маша будет радоваться? Будет его любить?

— Будет.

— Ты уверен, что не ошибся?

— Я уверен.

— Ну, спи…

Глава тринадцатая

Солнечный луч был тёплый и пушистый, как котёнок. Он прыгнул в оконце и разбудил Алёшку.

Хранителя не было. В углу стучали корабельные часы с медным ободком. Стрелки показывали семь.

Алёшка вскочил. Клипер стоял на столе. Рядом лежал Алёшкин Зелёный Билет. Красным карандашом, твёрдыми буквами было написано на краю билета — «ЖЕЛАЮ УДАЧИ».

«Спасибо», — подумал Алёшка.