Летчики и космонавты

«Донской рабочий» почти неслышно коснулся снегового покрова и начал пробег с полуопущенным хвостом. Расчет нормальный, посадил самолет мягко, но трехточечной посадки не получилось. Обидно. Это уже третий промах за один летный день.

Данилыч для встречи самолета вышел далеко вперед и опять показал мне большой палец. Сделал вид, что не заметил его ободряющих знаков.

Командир отряда, стоявший у посадочного «Т», передал сигнал: еще один полет. Вот это да, нагрузка!

Второй полет выполнил удачно и по сигналу командира выключил двигатель на запасной линии. Осмотрел машину, проверил наличие горючего и пошел на доклад к командиру.

— Не устал? — спросил Макаров.

— Нет, товарищ командир. Готов к новому вылету.

— Хорошо. Летал нормально.

Командир больше о проведенных полетах не сказал ни слова. Видимо оценка «нормально» у него являлась привычной для обычных средних полетов. Так — не плохо и не отлично. Нормально. Значит, нужно много учиться. Макаров вдруг перешел на официальный тон приказа:

— В 12.00 полетим пятеркой на стрельбу. Взлетать будем четверкой в правом пеленге. Вам взлет одиночно, пристроитесь в пеленг последним, постарайтесь занять место в строю на первом развороте. На стрельбу сделаем два захода. Ваша мишень ближайшая к старту. Ближе двух размахов и двух фюзеляжей в строю к соседям не подходить, но и не отставать. Вы садитесь одиночно после посадки четверки. Все ясно, вопросы есть?

— Вопросов нет, все ясно.

— Повторите задание.

Слово в слово повторил задание и, получив разрешение, ушел готовиться к полету.

Тревога закралась в душу. И было отчего. Почему я не сказал командиру, что летал в школе на стрельбу всего один раз, а строем только трижды? Да к тому же полеты были с инструктором.

Что делать? Ведь еще не поздно вернуться и доложить командиру свои сомнения. А что он подумает? Ему может показаться, что я уже устал, или, что еще хуже, сделает вывод: Каманин боится летать строем. Нет, нужно лететь, и, отрезая всякую возможность отступления от принятого решения, приказал технику:

— Товарищ Данилов, зовите оружейников. Готовить самолет к вылету на стрельбу.

— На стрельбу? — переспросил Данилыч.

— Да, на стрельбу. Вылет ровно в 12.00.

— Есть позвать оружейников.

Славный ты мой Данилыч! И ты, видать, учуял, что полетное задание на стрельбу для меня едва ли по силам, и где-то в тайниках души еще раз посочувствовал мне. Но виду Данилыч ни подал, работал споро, уверенно, четко, всем своим видом говорил: наш экипаж любое задание выполнит.

Ровно в 12.00 Макаров во главе четверки произвел взлет, через полминуты поднялся и я. Набрав нужную высоту, стал обдумывать, как лучше и быстрее пристроиться к группе, летящей километра на два впереди меня. Командир приказал пристроиться на первом развороте. Разворот группа сделает левый. Следовательно, чтобы догнать четверку, нужно не тащиться за ней в хвосте, а взять заранее влево и пристроиться к ней в тот момент, когда группа будет заканчивать разворот.

Теоретически все это мне было хорошо известно, но практически я выполнял маневр первый раз. Вот четверка легла в разворот, расстояние до нее быстро сокращалось. Свой «Донской рабочий» повел метров на пятьдесят выше строя и наперерез ему. Теперь самое главное — вовремя развернуться влево. Если начну разворот рано, окажусь впереди строя, чуть запоздаю — опять останусь в хвосте группы. Проскочить — плохо, отстать — еще хуже.

За время разворота все внимание сосредоточил на четверке. Успевал только иногда проверять скорость. Закончив разворот, подошел к четверке, которая шла плотным сомкнутым строем, а я все же метров на двести оказался сзади и немного выше.

Увидел, как командир звена Смирнов правой рукой похлопал по борту самолета. Это приказ подойти ближе. Прибавил газу и стал немного снижаться. Расстояние быстро сокращалось, и я поздно убрал газ. Самолет подошел очень близко к машине Смирнова. Тот сердито показал мне кулак. Понял!

Сделали большой левый круг. Все мое внимание — на выдерживании строя. Земли почти не замечал, помнил, что аэродром все время где-то слева. Взглянул на часы: прошло уже 30 минут полета.

Подошли к аэродрому. Сделали три разворота. Высота — 300 метров, впереди ясно увидел аэродром, а левее старта — пять мишеней. Понял, что нужно приготовиться к стрельбе. Высота уже 200 метров. Но что такое? Почему ведущий так рано снизился и пошел намного правее мишеней? Решил, что перед стрельбой он сделает доворот влево. Еще снизились на 100 метров.

Снял гашетку пулемета с предохранителя, перенес взгляд на прицел и тут же понял, что дело плохо: мишени много левее курса моего самолета. Но почему же ведущий, продолжая снижаться, не сделал доворота влево? Что случилось?

Вдруг раздалась пулеметная очередь. Это я неосторожно нажал на гашетку пулемета. Мне показалось, что пули подняли снежную пыль на линии старта. К счастью, старт был безлюдным. Но ведь я обстрелял его. Какое тяжелое нарушение!