Летчики на войне

За ними следит и капитан Рябов, а больше за выражением глаз летчика удивленных и восторженных. Сейчас, он знает, Нестеренко начнет свои философские рассуждения, навеянные тишиной, полетом стрекоз и плывущими по небу облаками.

Ошибиться трудно. За это время капитан близко узнал летчиков, сдружился с ними, и они без стеснения вступают с агитатором политотдела в самые доверительные разговоры. Нестеренко не исключение - с ним давно установились особенно теплые отношения. Рябов как в воду глядел:

- Сильны, черти, в пилотаже. - Под чертями Нестеренко подразумевает стрекоз. - Вот бы им еще турманами завертеться - без экзаменов в высшую школу.

И сразу переход:

- Как думаешь, товарищ капитан, куда мне податься после окончания войны?..

Трудно ответить на этот вопрос. Командиру звена через 5-10 минут вести четверку туда, где идут жестокие бои. Вчера ему с большим трудом удалось посадить искалеченную машину, а сейчас он загадывает о конце войны.

Нестеренко чувствует, что своим вопросом поставил в затруднительное положение агитатора, и поясняет:

- Вам легче. До армии учительствовали, институт закончили. Пойдете по проторенной дорожке. Директором школы станете. А нам? - И он показывает глазами на Иванова и сразу переводит взгляд на фигуру командира эскадрильи Вишнякова. - Сотрем фашистов, зачем тогда истребители?

- Армия долго-долго будет нужна. Вспомним, как Дзержинский говорил, правда, по другому поводу: "...умрет на час позже, но ни на минуту раньше мировой буржуазии".

- И военная авиация?

- У авиации большое будущее, без нее сейчас не победишь. Война уже научила.

- Пожалуй, останусь служить после победы. Без самолета жизнь не мила, он для меня все. Хорошо бы к Лавочкину попроситься, испытателем. Или, чем черт не шутит, - поступить на командный факультет академии, конечно, после подготовки...

До Иванова долетают только обрывки фраз из этого разговора, хотя он полулежит рядом, возле своего Ла-7. Мысли переносят Юру далеко-далеко, в холодную землянку на тыловом аэродроме. Там, кажется, только вчера происходили те встречи, которые заставляют сейчас учащенно биться сердце.

Юра непроизвольно тянется рукой к карману гимнастерки, где под несколькими слоями газеты спрятана фотография, и тут же приказывает себе не трогать ее, потому что дал такое слово после размолвки. А ведь напрасно. "Мы же встретимся, и все пойдет по-старому, станет на свои места... Никто из нас, наверное, даже не вспомнит выпаленных сгоряча слов".

Он прикрывает глаза, и странное дело - между полузакрытыми ресницами возникает разноцветная радуга, изумляя его, вызывая радостную улыбку.

- Юра, не спи. - Голос Нестеренко заставляет летчика встрепенуться, сразу перенестись в будничную обстановку фронтового аэродрома с гулом опробуемых моторов, хлопками приземляющихся на малом газу самолетов, скрипом тормозов бензозаправщиков и стартеров.

- Не до сна, - с ноткой обиды отвечает Иванов. - Что, летим?

- Вон спешит начштаба. Наверняка поступило приказание.

Тревожные Юрины мысли мгновенно улетучиваются. Теперь он во власти других. Сейчас вылет. Надо еще раз взглянуть на планшет, закрепить в памяти маршрут, по которому он вторично пойдет сегодня в звене Нестеренко, заметить, где проходила утром линия боевого соприкосновения и куда переместилась за эти часы. Она ближе и ближе к Даугавпилсу - уходит дальше на запад. Не любитель громких фраз, он способен бесконечно повторять слова "на запад", самые популярные сейчас в наступающих войсках. Слова эти обязательно присутствуют в его коротких письмах, посылаемых при первой возможности родным.

...Летчик не спеша направляется к кабине. Позабыты только что пережитые волнения. Предстартовое спокойствие, присущее авиаторам, овладело им. Сейчас сигнал позовет Юру Иванова в воздух.

* * *

Представьте себя в положении человека, пишущего о летчиках фронтового неба, с которыми он сроднился, которые стали ему близкими и которых так полюбил. Они жили, сражались, совершали подвиги. Их труд ни с чем не сравним. Познавшие войну помнят, они могут свидетельствовать: "Не было почти ни одного спокойного и безопасного полета. Зенитки... Прожекторы... Истребители. Однако выполняли поставленную задачу и приказ, несмотря на опасность, которая в любых случаях грозила не простой неприятностью, а смертью. Сейчас это кажется далеким и полузабытым. Но все было гораздо сложнее. Воля, нервы и тело человека были в постоянном напряжении. Ведь борьба шла не на жизнь, а на смерть..."{65}.

Боевой вылет. Из иного случалось кому-то не вернуться на свою базу. И надо ставить горестную точку. А перо не слушается, словно ты повинен в том, что произошло худшее, словно ты в силах предотвратить это худшее.

Из политического донесения 171-го иап: "Нестеренко А. М. и Иванов Ю. П. вели бой с 4 самолетами. Сбит один самолет противника. Не вернулся с задания младший лейтенант Юрий Петрович Иванов".