Скромные труженики — поседевшие ефрейторы, отцы семейств, и безусые сержанты — укатывали дорогу в грозовое небо летчикам, ковали вместе с ними победу.
В подразделениях БАО справедливо считали, что большая честь выпала на их долю: кормить-поить, обеспечивать фронтовиков. По-детски радовались они благодарным улыбкам пилотов, поднося им в столовой ягоды, собранные на лесных полянах, необыкновенный шницель и ледяной в июльскую жару квас. Работники столовых — от добровольных стряпух Лизы Марковой и Маруси Полулях до дипломированных поваров ефрейтора Апащикова, младшего сержанта Роганина, кулинара первой руки Авдеева — не раз принимали благодарность летчиков.
Люди на войне запоминают не только тяжелые переживания, они помнят и доброе, светлое. Кто из фронтовиков мог забыть момент, когда гости из далекого Казахстана оделяли бойцов подарками — сладкими яблоками, пахучим мылом, кисетами с самосадом.
Запомнился «бытовой комбинат» майора Кондратьева, забота парторга Бурьянского, приглашающего на несколько минут, пока заправят самолет, в прохладную палатку у опушки леса послушать новые пластинки. Память сохранила облик местного брадобрея, сапожников и портных, готовых в любое время проявить свое искусство, если что-либо требовалось летчикам.
Настал вечер 12 июля 1944 г. На поля медленно опускались сумерки. Будто нехотя отъезжали со стоянок бензозаправщики и полуторки со стартерами, смывали с рук масло и копоть механики. Переваливаясь с боку на бок, заруливал в капонир последний «ил».
Только не стихала работа на командных пунктах. Здесь царила гнетущая тишина, табачный дым стоял стеной. В тягостном ожидании все смотрели на связиста, ждали — вдруг осветится его лицо улыбкой и раздастся радостный возглас: «Летит!»
Значит, кто-то не вернулся…
В 148-м истребительном авиаполку ждали Геннадия Серебренникова, чей сотый боевой вылет, двадцать пятый воздушный бой, десятый сбитый фашистский самолет и первую победу его ведомого Валентина Лысенко готовились праздновать в эскадрилье. Надежда еще теплится у командира полка, хотя час назад сюда, в землянку, приходил младший лейтенант Павел Новожилов, который летал в паре с Серебренниковым, и вручил рапорт: «Разрешите на фюзеляже моего самолета написать имя Геннадия, буду мстить за него беспощадно».
У штурмовиков генерал Рубанов чернее тучи. Все вокруг говорят шепотом и избегают произносить имя штурмана дивизии. Только сокрушенно покачивает головой начштаба: «Не уберегли».
Низко опустил голову Тавадзе. Неимоверных усилий стоило ему доложить комдиву о том, что произошло час назад в районе Зилупе.
Воронов прилетел на аэродром во второй половине дня и сразу направился в эскадрилью Тавадзе. Их связывала большая дружба, зародившаяся под Сталинградом, хотя штурман был значительно старше да и рангом повыше.
Поэтому оба обрадовались встрече после возвращения штурмана из длительной поездки на авиазавод, где выпускались штурмовики Ил-10.
Но командир эскадрильи изменился в лице, когда Воронов сказал:
— Пойду с вами на задание.
Он не раз совершал боевые вылеты в составе группы Тавадзе, и это всегда радовало. Только не сегодня.
— Ни в коем случае, Виктор Федорович. После такого перерыва в незнакомый район лететь опасно, да и вид у тебя просто-таки плохой. Придется отложить.
— Обязательно полечу, считай вопрос решенным.
— В таком случае разрешите, товарищ штурман дивизии, официально доложить: я не могу вас включить в свою группу. Вы не подготовлены и не в форме, — отрубил Тавадзе.
Тавадзе трудно было говорить в таком тоне, но он чувствовал, что надо обязательно отсоветовать другу лететь сегодня на задание. Не раз, бывало, капитан замечал в каком-нибудь летчике, включенном в группу, что-то неладное и отстранял его от полетов. И это было правильно: нельзя было зря рисковать.
— В таком случае полечу контролирующим, — ответил Воронов.
Их разговор прервал посыльный из штаба: майора вызывали к телефону из дивизии.
«Вот и решение вопроса, — вздохнул с облегчением командир эскадрильи. — За это время успеем взлететь».
Действительно, вскоре позвали в воздух ракеты, и группа парами поднялась с аэродрома, взяв курс в район Зилупе, где ей предстояло бомбоштурмовыми ударами предотвратить контратаку танков противника, сосредоточенных на исходных позициях.
«Здорово получилось», — подумал Тавадзе и даже замурлыкал песенку, но не допел ее, потому что, оглянувшись, увидел сзади «ил», догоняющий группу. «Конечно, Воронов». Тавадзе не ошибся. Самолет приблизился и пошел чуть выше группы (так обычно летает контролирующий командир). Тотчас в наушниках ведущего послышался знакомый голос:
— Привет, Давид!
Буркнув что-то неопределенное, Тавадзе нажал на кнопку передатчика и приказал летчику Седых пристроиться ведомым к Воронову.
Теперь уже на цель шла семерка «ильюшиных». Она удачно атаковала танки, хотя огонь зенитных батарей был плотным. Тавадзе следил за самолетом Воронова. Седых неотступно следовал за ним.