Летчики на войне

Так уже повелось в полку — «берись дружно, не будет грузно». Вот когда проявлялся характер каждого. Инженер Николай Иванович Кириллов, знаток техники, его главные помощники Федор Песков и Иван Клименко, инженер эскадрильи чкаловских времен Владимир Владимирович Смогловский — кого ни возьми — мастер своего дела, смекалистый, трудолюбивый, упорный, а в целом это спаянный коллектив техников и механиков, начиная от Анатолия Куранова, незаменимых техников звеньев Павла Жильцова, Устина Николаева и Сергея Вечкаева, кончая четырнадцатилетним мотористом, воспитанником полка Мишей Вишняковым.

В ту самую ночь на 24 июля, когда шел аврал в эскадрилье имени Олега Кошевого, здесь находились вожаки партийной организации: избранный в этом году в партийное бюро коммунист ленинского призыва самый старший по возрасту Николай Сергеевич Култашев и самый молодой в бюро старшина Василий Ильич Ивасенко.

— Все самолеты введены в строй, — докладывал ранним утром Кириллов инженеру 315-й авиадивизии.

…Необычная для здешних мест жара.

— Схожая с прошлогодней на Орловщине, — вспоминает вслух Дубинин.

— Пекло, — отдуваясь, говорит Нестеренко, — сейчас бы полезть в то озерцо или подскочить к речке.

— На стартере или на бензовозе? — спрашивает с ехидцей Григорьев.

— Хотя бы на своих двоих…

Четверка Нестеренко уже успела сделать один вылет в район Даугавпилса. Ждут команды на следующий. Примяли чуть тронутую желтизной высокую траву под плоскостями. Кто на боку, кто растянулся пластом; взгляды устремлены вверх или куда-то вдаль. Курить не хочется, да и не разрешается у самолета. Вздремнуть? Нельзя: в любой момент раздастся хлопок ракеты.

Плывут, плывут над ними затейливые облака, которые кажутся то белым медведем, то гигантской улиткой, то уродливым драконом или вдруг красавицей яблоней в белом цвету.

Откуда ни возьмись налетают стрекозы и, шелестя крыльями, кружатся возле Нестеренко, совершая головокружительные виражи.

За ними следит и капитан Рябов, а больше за выражением глаз летчика удивленных и восторженных. Сейчас, он знает, Нестеренко начнет свои философские рассуждения, навеянные тишиной, полетом стрекоз и плывущими по небу облаками.

Ошибиться трудно. За это время капитан близко узнал летчиков, сдружился с ними, и они без стеснения вступают с агитатором политотдела в самые доверительные разговоры. Нестеренко не исключение — с ним давно установились особенно теплые отношения. Рябов как в воду глядел:

— Сильны, черти, в пилотаже. — Под чертями Нестеренко подразумевает стрекоз. — Вот бы им еще турманами завертеться — без экзаменов в высшую школу.

И сразу переход:

— Как думаешь, товарищ капитан, куда мне податься после окончания войны?..

Трудно ответить на этот вопрос. Командиру звена через 5-10 минут вести четверку туда, где идут жестокие бои. Вчера ему с большим трудом удалось посадить искалеченную машину, а сейчас он загадывает о конце войны.

Нестеренко чувствует, что своим вопросом поставил в затруднительное положение агитатора, и поясняет:

— Вам легче. До армии учительствовали, институт закончили. Пойдете по проторенной дорожке. Директором школы станете. А нам? — И он показывает глазами на Иванова и сразу переводит взгляд на фигуру командира эскадрильи Вишнякова. — Сотрем фашистов, зачем тогда истребители?

— Армия долго-долго будет нужна. Вспомним, как Дзержинский говорил, правда, по другому поводу: «…умрет на час позже, но ни на минуту раньше мировой буржуазии».

— И военная авиация?

— У авиации большое будущее, без нее сейчас не победишь. Война уже научила.

— Пожалуй, останусь служить после победы. Без самолета жизнь не мила, он для меня все. Хорошо бы к Лавочкину попроситься, испытателем. Или, чем черт не шутит, — поступить на командный факультет академии, конечно, после подготовки…

До Иванова долетают только обрывки фраз из этого разговора, хотя он полулежит рядом, возле своего Ла-7. Мысли переносят Юру далеко-далеко, в холодную землянку на тыловом аэродроме. Там, кажется, только вчера происходили те встречи, которые заставляют сейчас учащенно биться сердце.

Юра непроизвольно тянется рукой к карману гимнастерки, где под несколькими слоями газеты спрятана фотография, и тут же приказывает себе не трогать ее, потому что дал такое слово после размолвки. А ведь напрасно. «Мы же встретимся, и все пойдет по-старому, станет на свои места… Никто из нас, наверное, даже не вспомнит выпаленных сгоряча слов».

Он прикрывает глаза, и странное дело — между полузакрытыми ресницами возникает разноцветная радуга, изумляя его, вызывая радостную улыбку.

— Юра, не спи. — Голос Нестеренко заставляет летчика встрепенуться, сразу перенестись в будничную обстановку фронтового аэродрома с гулом опробуемых моторов, хлопками приземляющихся на малом газу самолетов, скрипом тормозов бензозаправщиков и стартеров.

— Не до сна, — с ноткой обиды отвечает Иванов. — Что, летим?

— Вон спешит начштаба. Наверняка поступило приказание.