— Нет, Наташа. Нам майор Мочалов доклад о боевых традициях делал.
— И вы ему аплодировали? — недоуменно улыбнулась девушка. — Что же вас так поразило? У меня для бесед о боевых традициях литературу берут чуть ли не через день. У вас этой темой увлекаются.
— То дело другое, Наташа, — возразил Спицын. — У майора доклад был особенный, не похожий на все те беседы… Вы давно катаетесь? — осмелел он.
— Нет, только библиотеку закрыла.
— Может, обождете минуту, я забегу за лыжами к Цыганкову, вот сюда, в крайний дом. А потом махнем к аэродрому и назад. Идет?
— Идет, — согласилась Наташа.
Борис побежал и быстро возвратился с лыжами. Так же быстро он приладил их и поспешил за Наташей. Она крикнула: «Догоняйте»! — и метнулась вперед легко, стремительно. Борис не ожидал, что Наташа так хорошо ходит. Он вырос на юге и ходил на лыжах довольно посредственно. Девушка стала удаляться. Как ни налегал Борис, разрыв между ними увеличивался.
— За мной все равно не угонитесь! — крикнула Наташа и остановилась. — Я в школе по лыжам всегда первенство держала.
Борис подъехал к ней и с размаху воткнул палки в снег.
— Чем же вас взволновал Мочалов? — возвратилась она к прежнему разговору.
Спицын, торопясь, рассказал о докладе.
— Вы понимаете, — горячился он, — какие люди! Ходят рядом с тобой, такие же с виду обыкновенные, как и ты. А ведь не такие. Герои! Настоящие герои, Наташа! — доверительно продолжал Борис. — И как хочется быть на них похожим. Вот бы сказали мне: «Лейтенант Спицын, изобретен новый самолет, способный долететь до Луны. Неделя на его изучение — и в полет!» Я бы ни на секунду не задумался. Пусть бы хоть сто ярусов облачности пришлось пробить на пути и сто циклонов преодолеть!
— Успокойтесь, Борис, — мягко перебила Наташа. — На Луну лететь вам через неделю, по-моему, все-таки не придется.
Спицын с досадой махнул рукой.
— Вы не поняли, Наташа, а спешите осмеять. Луна, конечно, условно. Но, может, завтра понадобится разыскать в горах заблудившуюся экспедицию геологов или спасти рыбаков в море. Так разве мы не должны себя готовить каждый день к этому?
— Послушайте, — зазвенел нетерпеливый голос девушки, — если ваша политинформация затянется еще минут на пятнадцать, я окончательно замерзну.
Слегка согнув в коленях ноги, она оттолкнулась палками и плавно скользнула вперед.
Он догнал ее двумя размашистыми шагами. Опять за своим плечом Наташа услышала возбужденный голос:
— Как хорошо сказал сегодня Ефимков: в подвиге душа воина как в зеркале отражается! Я думаю часто: на войне наши люди совершали чудеса. Но разве был для кого-нибудь из них подвиг какой-то специальной целью? Разве, Наташа, думал Матросов, что войдет в историю? Или Гастелло? Почему он направил горящую машину на фашистов? Не было возможности тянуть назад к своим, и он решил дорого отдать свою жизнь, заставить фашистов содрогнуться. Все они делали это во имя Родины.
— Это верно, — промолвила девушка, замедляя шаг. — Вы невольно заставили меня вспомнить папу. Он тоже был военным. Батальоном на фронте командовал. — Голос у Наташи задрожал. — Погиб, — добавила она тише.
Борис почувствовал себя неловко и поспешил переменить тему разговора. Он поднес к уху руку.
— Часы мои, кажется, того… остановились, — проговорил он смущенно. — Сколько на ваших?
— Я не захватила.
Наташа посмотрела в сторону аэродрома, на мигающие над зданием штаба красные огоньки ночных ориентиров. Она глубоко вздохнула, забирая в легкие морозный воздух. Спицын заметил — высоко поднялись при этом ее плечи.
— Нет, я хочу договорить про папу, — с горечью вымолвила она. — Вы вот сказали, что, совершая подвиг, наши герои не думали о славе. Это правильно. Они думали о долге. И он думал о долге. Как он любил жизнь! Был добрым-добрым. Ладони у него были тяжелые, шершавые. «Беляночкой» меня называл. Любил собирать грибы, охотиться, ловить рыбу, играл в спектаклях кружка самодеятельности. Мой папа сменным инженером на мартене работал до войны. Он мне в письмах с фронта повторял: «Как я хочу, чтобы люди поскорее получили мир, чтобы в городах и селах навсегда забыли про светомаскировку, чтобы тебя, дочка, никогда не будила сирена воздушной тревоги…» Погиб в наступлении под Гребешками. В этой деревне фашисты заперли в школе всех сельских ребят, отцы у которых были в армии и в партизанах. Сжечь собирались их заживо… Когда папа об этом узнал, он попросился у начальства атаковать Гребешки своим батальоном… Деревню взяли, а папа погиб. Его осколком гранаты, в висок… Дети остались живы, не успели гитлеровцы с ними расправиться.
Наташа смолкла. Спицыну показалось, что она собирается заплакать, и он нерешительно тронул ее за локоть:
— Вы извините, я виноват.
— В чем же? — грустно улыбнулась девушка.
Лейтенант неуклюже развел руками.
— Горе заставил вас вспомнить.
— Ничего, — быстро возразила Наташа. — Иногда тяжело бывает, это правда. Росла ведь сиротой. А поговоришь откровенно — и сердце как-то оттает, теплее станет ему. Только вы меня не жалейте, Боря.