Летчицы. Люди в погонах

К ним подошел Федоркович, протянул руку, приняв их в полумраке за мужчин.

– Здравствуйте, товарищи!

– Здравствуйте, – ответила Ольга. Она немножко простыла, голос ее прозвучал в землянке простуженно и хрипло.

– Как говорят, с благополучным приземлением. Милости прошу к нашему столу, – пригласил Федоркович.

– Спасибо за приглашение, – Ольга поднесла к глазам руку, посмотрела на часы. – Но у нас мало времени. Вы кто будете?

– В каком смысле? – непонимающе посмотрел на нее Федоркович.

– По должности? – уточнила Ольга.

– А… По должности? – расставляя на столе кружки, переспросил он. – По хозяйственным делам тут…

– Вот вы нам как раз и нужны, – сказала Ольга, бросая беглый взгляд на заставленный чашками стол. – Разгрузить самолет минут за тридцать сможете?

– Отчего же… У нас все можно, – охотно согласился старик. – А вы, видать, хлопцы настырные. Не любите задерживаться.

Кедров стоял у пирамиды, задыхаясь от распиравшего его смеха. Как он и предполагал, старик принял девушек за мужчин.

Девушки смущенно переглянулись, не зная, как поступить.

«Через полчаса все равно улетать, – подумала Ольга. – Не будем ставить старика в неловкое положение. Пусть принимает нас за мужчин».

Заметив ухмыляющегося Кедрова, Федоркович недовольно проговорил:

– Нечего зубы скалить… Передай Зенькевичу: на разгрузку самолета тридцать минут.

Кедров вытянулся, пряча улыбку, задорно отчеканил:

– Есть передать Зенькевичу, на разгрузку сорок минут.

– Тридцать… – поправил его Федоркович.

– Я и говорю… сорок, – Кедров посмотрел на девушек, на стол, разочарованно махнул рукой, нехотя вышел из землянки. – Куда нам спешить…

Достав с полки бутылку, Федоркович тепло сказал:

– Шустрый парень. Работящий. И душевный… Сильно привязался к нему. – Старик замолчал, словно ему не хватило воздуха, сделал передышку, потом закончил: – Своих детей не было, чужие полюбилися… Сами-то женаты?

– Женаты… – глухо проговорила Ольга.

– И дети есть? – допытывался Федоркович.

– Есть… – вздохнула Ольга и покосилась на Аню, которая ошалело глядела на нее широко раскрытыми глазами, ничего не понимая.

– Долетели как?

– Нормально… – Ольга села на лавку рядом с Аней, сжала ей локоть, дав понять, чтобы она молчала, не выдавала.

– Немцы беспокоили? – спросил Федоркович, разливая самогон по кружкам.

– В облаках шли. Так что не очень беспокоили.

Аня завистливо смотрела на чашки с помидорами, солеными огурцами и глотала слюни.

– Богато живете, – подала она голос.

– А пошто нам жить бедно? Мы у себя дома. Население поддерживает нас хорошо. Это пусть фрицы стучат зубами, как волки на псарне…

Аня не выдержала:

– Ой, грибочки соленые!

Федоркович заспешил, засуетился.

– Раздевайтесь, присаживайтесь. Командир наказал, чтоб прием был на уровне. Сильно уважает летчиков.

– А где же он сам? – спросила Ольга.

– Известно где. На задание ушли. Слышали: «рельсовая война»?

– Слышали…

– Вот этим и занимаемся… Да вы садитесь, садитесь к столу.

Девушки сели к столу. Аня взяла огурец, откусила, и он сочно захрустел на зубах.

– Вкусно как!..

– А вы давно летаете?

– Давно…

– И не трусите?

Аня покосилась на Ольгу, тихо сказала:

– Привыкли. – Она быстро справилась с огурцом, потянулась за вторым.

– Уж очень молоды вы, поэтому так и говорю. Вам бы с девицами хороводы водить…

– Еще все впереди… – вздохнула Ольга.

Пододвинув им кружи с самогоном, Федоркович продолжал:

– Мы тоже бьем тут немцев, шороху наводим. Летят под откос ихние эшелоны. И вчера почитай все ушли на задание. Самая малость тут осталась. Для охраны. – Он поднял кружку. – Первач… Светлый, как слеза. Кедров в селе раздобыл. Ну, за благополучный прилет.

Девушки растерянно переглянулись, дело принимало неприятный оборот.

– Нам нельзя, – отставила кружку Ольга.

Федоркович огорченно развел руками.

– Другого не имеем… Только вот самогон.

– Да и некогда нам, – добавила Аня, смягчая отказ Ольги.

– Мы быстренько, – не унимался старик. – Для бодрости, по маленькой… Летчики, знаю, это дело уважают.

Девушкам ничего не оставалось, как признаться во всем. Они сняли шлемофоны, и Федоркович опешил, увидев их кудрявые головы.

– Святая Мадонна! Да вы, оказывается, женский пол?! Ольга не сдержалась, рассмеялась:

– Выходит, женский пол…

– А я-то, старый дурень! – казнил он себя за оплошность. – Да ить темно. Этот «светильник» лишь коптит, не светит. И Кедров промолчал. А, так вот отчего он зубы скалил! Меня хотел надуть… Ну, погоди, рыжий дьявол! По правде сказать, и у меня сомнения возникали. Голоса у вас того… жидковаты для мужского роду, и духами в нос шибает – не продохнуть. Не по-мужски это. Да не поверил я. Думаю себе: чтобы девушки на самолете к нам, в самое пекло?! Не может этого быть!

– Обижаете нас, женщин… – все еще улыбаясь, возразила Ольга. Ей было искренне жаль этого пожилого доброго человека, и она уже ругала себя за то, что не призналась сразу.

Федоркович встал из-за стола, виновато проговорил:

– Извините, барышни, промашку дал. Чая-то у нас и нет. Самогон вот есть, а чая нет. Но я раздобуду. Один момент… – и он заспешил к выходу.