Летящая на пламя

— Я не хочу, чтобы ты ходил за мной. Ты мне не нужен! Шеридан встал, вытащив ногу из жидкой грязи, и снова схватил ее. На этот раз он не стал тратить лишних слов, а, переложив фонарь из здоровой руки в больную, обхватил Олимпию за талию и потащил вверх по косогору.

Она сопротивлялась. Шеридан почувствовал, как она поскользнулась, и крепче прижал ее к себе, но тут же потерял равновесие и, упав на больную руку, застонал. Фонарь покатился вниз и погас. Олимпия снова вырвалась из его рук, но Шеридан успел ухватить ее за подол платья. Оглашая окрестности отборной бранью, он потащил ее к себе. Она упала на него, и оба покатились вниз по скользкому холму. Когда они остановились, Шеридан сел, тяжело дыша и крепко держа Олимпию за талию. Он был перепачкан грязью и промок. Его раненую руку жгло огнем. На этот раз его рубанули саблей по старой ране, полученной в Адене и уже зажившей. Ему необходима была медицинская помощь, чтобы наложить швы. Рана сильно кровоточила. Но он упорно не выпускал Олимпию, держа ее здоровой рукой и слушая, как она самым недвусмысленным образом выражает свое полное нежелание поддерживать с ним какие-либо отношения.

— Мне, черт возьми, все равно, хочешь ты видеть меня или нет, — процедил он сквозь зубы.

— Я хочу, чтобы ты оставил меня одну! — Она все еще пыталась вырваться. — Уезжай к своему султану. Зачем ты приехал?

Он ничего не ответил; уткнувшись лицом ей в затылок и прижав к себе, Шеридан начал нежно укачивать ее.

Но она продолжала сопротивляться, проклиная его, пока оба не обессилели. Шеридан одержал победу, правда, не столько силой, сколько спокойствием, и теперь они тихо сидели в полной темноте, посреди грязи, окутанные холодным туманом. Наконец, когда Шеридан уже потерял счет времени, на вершине холма замерцал свет фонаря, и раздался тихий голос Мустафы.

Увидев свет, Шеридан воспрянул духом. Олимпия чувствовала себя слишком усталой для того, чтобы сопротивляться, но она и не помогала ему. Шеридан вынужден был из последних сил тащить ее наверх. Пройдя несколько шагов, он отдыхал, чувствуя, как ноет его рана, а затем продолжал карабкаться со своей тяжелой ношей. Мустафа шел впереди, выбирая более удобную дорогу, но все равно они вернулись в сельскую гостиницу лишь через четыре часа.

Как только Шеридан отпустил Олимпию, она окинула его гневным взглядом, хотя сама еле держалась на ногах от усталости. Шеридан стоял, прислонившись спиной к дверному косяку и поддерживая раненую руку. Ему было нехорошо, его бил озноб, а свет в комнате казался слишком ярким и резал глаза.

— Иди спать, — приказал он, — или я сам уложу тебя и привяжу к кровати.

Олимпия в грязном, изорванном подвенечном платье, с выражением ненависти и отчаяния на лице производила жалкое впечатление. Шеридан понимал, что ее гнев является защитной реакцией: Олимпия никак не могла прийти в себя после того, что увидела у собора с высоты, вознесенная руками людей в седло верховой лошади. Шеридан старался справиться с собой, подавить в себе нарастающее раздражение, но это было трудно сделать. Он был недоволен тем, что все вышло не так, как он задумал. Если бы осуществился его план, он был бы сейчас один и скрывался от преследователей, зная, что Олимпия в полной безопасности. А вместо этого он теряется в догадках, не зная, что делать, и пытаясь привести принцессу в чувство.

Шеридан понимал, как глубоко она страдает, но ничем не мог помочь ей. Когда что-нибудь подобное случалось с ним самим, он обычно замыкался в себе и превращался в своего рода машину, нацеленную только на борьбу за выживание.

Шеридан не хотел, чтобы то же самое случилось с Олимпией. Он не должен был допустить этого. Но как уберечь принцессу от душевной травмы? Он не знал.

— Я не шучу, — сказал он, делая шаг по направлению к застывшей в оцепенении Олимпии. — Я действительно привяжу тебя к кровати.

Она отступила назад.

— Я ненавижу тебя, — внятно произнесла она ледяным тоном, повернулась и стала подниматься по лестнице.

Шеридан приказал Мустафе следовать за ней и не спускать с нее глаз. Когда они ушли, он повернулся к хозяйке, и та жестом показала на его раненую руку. Шеридан покачал головой и тяжело опустился за стол. На столе лежала свежая газета со словом «Морто» на первой странице, напечатанным крупными буквами. Оказывается, Олимпия прочитала ее и узнала новые сведения о событиях в столице. В газете перечислялись имена и приводились цифры убитых. Всего погибло пятьдесят два человека, отдельной строчкой сообщалось о гибели дедушки Олимпии.

Наверное, именно это видела принцесса с лошади. Она плохо знала старика, но, став свидетельницей его убийства, была потрясена жестокостью кровавой резни.

Шеридан долго сидел за столом, обхватив голову руками и тупо глядя на список погибших, опубликованный в газете. Его голова раскалывалась от боли, раненую руку жгло огнем. Жуткие воспоминания и картины прошлого снова начали оживать в его памяти.

Шеридан высморкался в грязный рукав своей рубашки и стал ждать вместе с молчаливой хозяйкой гостиницы новых известий.