Летящие к Солнцу 1. Вопрос веры (СИ)

– О, Николас! – Отец, судя по голосу, поморщился. – Они же все мертвые.

Я, наконец, справился со своим организмом. В голове все еще шумело, но я смог сесть и посмотреть в глаза отцу.

– А теперь серьезно. К чему этот цирк? Зачем ты пришел?

Отец улыбнулся.

– Who cares? – спросилон.

– Me.

– Really care?

– Говори уже по-русски, – попросил я. – Или хотя бы по-испански.

– Я хочу, чтобы ты ощутил разницу, – сказал папа. – Наркотик может скрасить мгновение. Скоро тебе станет легко и весело, и ты поймешь, о чем я. Но наркотик не заставляет тебя вставать утром с постели. И уж тем более не заставляет жить. Он просто искажает твое восприятие действительности и подавляет когнитивные способности…

– Папа, – перебил я. – Сегодня я употребил наркотик впервые в жизни. Ты что, издеваешься?

– Нет, сынок. Ты – наркоман со стажем.

Тут мне стало интересно, и я хихикнул. Без всякой связи.

– Для тебя каждый встречный человек – такая вот банка. – Отец ткнул пальцем в свое наркоманское устройство. – Ты жжешь человека до тех пор, пока не соберется достаточно дыма, вдыхаешь его и уходишь. Потому и мать перестала с тобой общаться. Мне она так и сказала: «Он выпил меня до дна». Сперва я подумал, что ты до семи лет сосал сиську, но потом до меня дошло.

Мне стало грустно, а в груди клокотало веселье. Что за дурацкий контраст? Я стукнул себя по груди, по голове, потом представил, как выгляжу со стороны и зашелся от смеха.

– А теперь вот Вероника и Джеронимо, – говорил отец. – Мне больно видеть, как ты пытаешься опустошить их. Снова и снова подносишь зажигалку, вдыхаешь дым, а его все больше. Но рано или поздно он закончится, и ты их оставишь – пустых, мертвых.

Я катался по снегу, рыдая от смеха. Нет, это мой эмоциональный двойник катался, а я будто стоял рядом и, краснея от злости, пытался заставить его вести себя прилично.

– Только здесь, в этой комнатке с обзором на весь мир, я понял, что мы лечили не ту болезнь, – гремел голос отца. – Ты не родился бездарным, Николас. Ты просто родился пустым, и до сих пор не нашел ничего, чем мог бы заполнить свою пустоту. Для Джеронимо это – солнце и дружба, манипуляции и изобретательство. Для Вероники – Джеронимо и отец, которые никогда не смогут примириться. Найди и ты что-то, что станет твоей душой. Ты ведь уже нашел, не так ли? Нашел, но по привычке пытаешься сожрать, вдохнуть или вколоть. Твой двойник веселится, а ты сам стоишь и смотришь равнодушным взглядом на похороны своего сердца. Вот что такое наркотики, сын. Вот почему это плохо. Ты должен есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть.

Я задыхался, лежа на снегу. Голос отца еще звенел в ушах, но сам он исчез вместе с костром. Вдох, и легкие рвутся на части. Руки зашарили вокруг в поисках маски…

– Дебил!

Маска опустилась на лицо, и я увидел Веронику.

– Спасибо, – выдохнул я.

– Я тебе это «спасибо» знаешь, куда засуну? Не мог меня разбудить?

– Я привык писать в одиночестве…

– Точно дебил, – покачала головой Вероника. – Я думала, ты услышал…

– Что?

Она подняла палец, и я прислушался. Где-то гудел мотор, все ближе и ближе.

– Могу ошибаться, – сказала Вероника, – но это, кажется, броневик.

– Не ошибаешься, – успокоил ее я.

– Едет со стороны дома. Почему-то один…

Я понял ее замешательство. Единственный бронетранспортер, неспешно ползущий по снежной равнине – скорее убийца, чем спасатель.

Вероника стянула с плеча АКМ, вынула магазин, проверила ход затвора. Я перевернулся на живот, привстал, глядя в ту сторону, откуда доносился рокот. Видимо, солдаты нашли самолет и поехали от него по прямой – так же, как мы. Из-за пригорка уже поднималось зарево прожектора. Еще минута – и появится машина.

– На колени, – велела Вероника. – Руки за голову и грустно молчи. Если хочешь, можешь тихо плакать.

Я не спешил исполнять указ, и Вероника, вздохнув, пояснила:

– Каждый солдат дома Альтомирано знает, что существует два неприкасаемых человека в мире. Это Вероника Альтомирано и ее жертва. Хочешь жить – притворяйся.

– А может, я лучше буду Вероникой Альтомирано?

– Без проблем. – Под нос мне сунулось ложе автомата. – Вылезут, скорее всего, двое – их нужно снять так, чтоб крышка не захлопнулась. Водила тут же рванет. Догоняй и шмаляй в люк. Рожок один, бей короткими.

– Хорошо. – Я потянулся к оружию. – А можно при этом петь?

Она, выругавшись, отдернула автомат, и я схватил воздух. Ну, или что-то вроде воздуха. В голову мне тут же ткнулся ствол. Опять…

Громадина бронетранспортера выскочила из-за холма, и я нервно сглотнул. Если прямо сейчас водитель зевнет, мы превратимся в два неопознанных пятна под могучими гусеницами. Но водитель оказался профи – едва только нас озарило лучом прожектора, гусеницы перестали грохотать, и гул мотора сменился на сытое урчание. Тут мы (во всяком случае – я) оценили еще одно достоинство приборов ночного видения Джеронимо. Свет прожектора не ослеплял. Я видел транспортер, отброшенную крышку люка, двух солдат с автоматами в почти таких же, как у нас, масках.

– Идентифицируйтесь! – рявкнул один из них.

– Вероника Альтомирано. Как там папа?

– Кто второй?

– Николас Риверос.