Страшные глаза отпустили меня, и я чуть не упал - ноги стали ватными. Теперь Фантом смотрел на солдата.
- Вышвырни его, этот разговор касается Альтомирано. Возьми образец потом.
- Так точно, - гаркнул солдат и, ткнув автоматом в мою сторону, кивнул на дверь: - Пошел.
Проще всего казалось продолжать стоять. Чуть сложнее - послушно выбраться из бронетранспортера. Но я, собрав остатки чего-то, отдаленно напоминающего смелость, откашлялся и сиплым, тонким, совершенно чужим голосом сказал:
- Можно мне... попрощаться?
- С этим, что ли? - Солдат дернул автоматом на Джеронимо. - Давай, поцеловать не забудь.
- Нет, - почти прошептал я. - С ней.
Дон Альтомирано молчал. То ли удивленный, то ли равнодушный. До меня дошло, что, распрощавшись с двойником, я окончательно утратил и бесценную способность молниеносно угадывать чувства людей. И поэтому сейчас ощущал себя голым и беззащитным. Я будто стоял в кромешной тьме, один, кричал и не слышал эха.
Не дождавшись приказа, солдат сделал какой-то едва заметный жест, который я истолковал как разрешение.
Я шагнул к Веронике. Наконец, она посмотрела на меня - недоступная, непроницаемая, чужая. Что, что она чувствует, господи?! Куда я иду, шаг за шагом? На верную ли смерть или навстречу счастью?
Лихорадочный румянец еще не сошел с ее лица. Волосы растрепались, под расстегнутым комбинезоном - мокрая от пота маечка. А у меня в голове молотом Тора колотится кровь.
И я сделал последний шаг, воскресил ошметки себя прежнего, не боясь вернуть двойника к жизни. Ведь, как бы то ни было, последние двадцать лет это все же был я, так почему же все должно бесследно исчезнуть?
Вероника явно не ожидала того, что произошло в следующую секунду. Я быстрым движением переметнулся к ней, одна моя рука скользнула под ее комбинезон и, обхватив голую влажную спину, прижала к себе. Мы соприкоснулись щеками. Я ощутил, как она вздрогнула и напряглась, готовая переломить меня пополам одним инстинктивным порывом. Но прежде чем это случилось, я заговорил, и мой голос с каждым словом обретал твердость:
- Спасибо тебе за все. Ты, может, и не понимаешь этого, но ты сумела изменить мою жизнь навсегда. Прости, что был груб. Прости, что оскорблял тебя. Прости за ту глупость на балконе...
Должно быть, свершилось чудо, которого я не смел и ждать - ее руки, все еще поднятые вверх, опустились и легли мне на плечи. А я продолжал лихорадочно пытаться довести миссию до конца:
- Только сейчас, когда слишком поздно, я понял: ты навеки расщепила ядро моего сердца, маленькая сеньорита Альтомирано. Мое сердце переполнено любовью до такой степени, что вся она там даже не помещается. Чувствуешь? Чувствуешь ли ты, как сильно я люблю тебя?
- Я чувствую, - тихо сказала Вероника.
- Ты не то чувствуешь! - с досадой на самого себя сказал я и, схватив ее руку, переместил ее себе под комбинезон. - Мой стальной ствол исполнен любви и надежды. Вот он, у меня в штанах, готовый вот-вот разрядиться по мановению твоей руки. Сделай прощальный подарок, просто возьми его и...
- Э, Риверос, ты там что, вообще охренел, что ли? - крикнул солдат.
- Секунда времени! - рявкнул я, чуть повернув голову. - Господи, да что тебе, жалко, что ли? - И снова на ухо Веронике: - Прошу, всего одно движение. Вот так, вот здесь... О, да. Все верно. Спасибо. Я никогда этого не забуду, любовь моя. Прощай.
Неужели получилось? Так просто? Я не мог в это поверить, но удивительная легкость в штанах говорила сама за себя. Пока еще плескался адреналин в крови, я позволил себе последнюю шалость: поцеловал Веронику в щечку и, отстранившись, вышел из бронетранспортера, ни на кого больше не глядя. За спиной у меня оставалась тишина.
Я спрыгнул рядом с пятнами крови. В полумраке чуть не споткнулся о тело Франциско, отшатнулся, и в глаза сверкнул луч света. Подствольный фонарик.
Две фигуры приблизились ко мне.
- Так-так, сеньор Риверос! - Я узнал этот голос. Когда-то в прошлой жизни он предлагал мне легкую смерть в вертолете.
Я засмеялся. Наверное, это была истерика. Смех неудержимо рвался наружу, меня скорчило, согнуло пополам. Ноги, наконец, отказались служить, я упал на колени. Ладони легли на снег, и снег под ним начал таять. Слезы не капали даже, а лились, проделывая в сером снегу бороздки.
В лицо ударил ботинок. Захлебнувшись судорожным всхлипом, я опрокинулся на спину. Ствол автомата ткнулся мне в лоб, на грудь наступили, и я, наконец, замолчал, дрожа от холода и борясь за каждый глоток синтезированного воздуха под огромным куполом, вместившим и бронетранспортер, и последний оставшийся в живых танк.
- А ты прыткий сукин сын! - сказал второй голос. - Надо же, сколько неприятностей из-за одного полудурка.
- Неприятности, - прохрипел я, - еще не закончились.
- Это точно, - согласился первый. - Тебе еще жить в доме Толедано, как договаривались. Ну, в том, что от него осталось. Тебе там обрадуются. Лишившиеся вожака озверевшие наркоманы. Черт, да если даже Фантом отдаст приказ, я тебя убивать не стану. Там тебе будет куда веселее!