Летящий с ангелом

— А для меня посещение притонов — это рабочие будни. Я работаю в газете. Завтра об этой оргии буду писать приличный отчет. Что-то вроде: «Выступление молодежного творческого коллектива прошло на высоком патриотическом уровне».

Честно сказать, я любовался ею. Девушка принципиально не пользовалась косметикой. Да и зачем? Синие глаза, алые полные губы, тонкий курносый нос в веснушках — все это на фоне бледно-розовой матовой кожи, в оправе ярко-рыжих кудряшек… Фигурка ее наводила воспоминание об античных девах, суде Париса и рождении Ботичеллиевой Венеры. К тому же это очарование утонченной женственности… Нет, я положительно любовался ею, не таясь. Также непосредственно и она оглядывала меня с ног до головы.

— Приличный отчет о неприличной оргии… Это, наверное, будет нелегко, — пробубнил я, завершая досмотр ее лодыжек и модельной обуви.

— Ничего. Не впервой, — отозвалась она, оценивая мои плечи и шею. — Да, породистый экземпляр… А ты как поживаешь? Почему не звонил?

«Да звонил я! Звонил много раз, — хотелось крикнуть во всю глотку, — из Якутии, Новосибирска, Иркутска, только телефон твой упорно молчал. А мне так хотелось поговорить с тобой!» Но ответил спокойно, даже чуть небрежно:

— Честно сказать, твоя затея мне показалась спонтанным импульсом.

— Он и по-умному может… Плохо ты меня знаешь! Так что ты узнал про нищих? Я — вся внимание.

— Не знаю, поймешь ли ты… — протянул я, наблюдая за реакцией девушки. В синих озерах глаз вспыхнули гневные молнии. То, что нужно. Я продолжил: — Это не знание, это что-то вроде мистического откровения. — Она уже и рот приоткрыла и подалась ко мне. Ну ладно, думаю, слушай: — Просто на мой вопрос пришел ответ свыше. Вот как он звучит: «Мы имеем только то, что отдали». Все.

— Гениально! — захлопала Оля в ладоши. — Слушай, а … это … как тебя зовут?

— Андрей.

— А я думала Гамлет.

— Ты желаешь услышать: «Офелия, уходи в монастырь»?

— Не исключено… А ты слышал о судьбе вашего командира?

— Его, кажется, наказали.

— Я тут недавно с одним вором в законе беседовала…

— Ты и с этим контингентом знакома?

— А как же. Интересные, между прочим, люди. Так вот мне сказали, что он нарушил закон: не поделился с нужными людьми. Пожадничал.

В это время Дима под рев соло-гитары и мощные басовые раскаты скандировал:

«Не надо думать, с нами Бог, Он все за нас решит. Веселые и грустные, вернемся по домам, невесты белокурые наградой будут нам. Все впереди, а ныне: за метром метр, идут по Украине солдаты группы «Центр». На первый-второй рассчитайсь! Первый-второй. Первый шаг вперед — и в рай. Следом — второй. А каждый второй, тоже герой, в рай попадет вслед за тобой»…

Под грохот рок-музыки мы сидели лицо к лицу и, чтобы расслышать слова собеседника, кричали друг другу прямо в ухо. Кажется, французы называют это «тэт-а-тэт». Ее мятное дыхание обдавало теплом мое ухо, щеку и ноздри. С каждой музыкальной композицией громкость звука из мощных динамиков росла. Расслышать собеседника стало невозможно.

— Слушай, Андрей, пойдем ко мне. Здесь недалеко. Общнемся в тишине.

Стоит ли говорить, что я согласился. Дома оказалась только старенькая бабушка, которая почти ничего не видела и не слышала, но вежливо, мило улыбалась. Родители жили заграницей: они работали переводчиками при дипломатической миссии. Мы много пили и ели. Я с неожиданным удовольствием выслушивал восторги по поводу своего тела, ума и обаяния. С упоением отвечал ей взаимностью. После воинственной угрозы смерти мне до боли хотелось самых ярких проявлений торжества жизни. После рева огня и рока так сладостно обнимать теплый девичий стан.

Первая физическая близость с женщиной оставила такое же двоящееся впечатление, как прикосновение к орудию убийства. Тот же восторженный страх, та же тревожная сладость, сокровенная ложь, подмена добра злом. «Обязательный обман, умный разговор… сердце врет «люблю, люблю» до истерики, невозможно кораблю без Америки…» В страстном бреду мне казалось, что я лечу. В голове звучали слова из модного шлягера: «мой «Фантом», как пуля быстрый, в небе голубом и чистом с ревом набирает высоту». Иногда я замирал и видел себя как бы со стороны, но «тот, который во мне сидел и думал, что я истребитель» не давал мне опомниться. Он швырял меня из пике в штопор, из комы ужаса в неистовый восторг. Я летел, и летел… в пропасть. После ночного крушения во мне сломался внутренний стержень, который держал меня в жестких рамках «можно-нельзя». Многие ценности рухнули и дымились среди обломков моего истребителя, моего «Фантома». Но я без оглядки шел прочь, дальше, ниже.

Совершенно другим человеком уходил я утром от девушки Оли. Передо мной открылась огромная дверь в другой мир, тревожный, сладостный и широкий, как черный космос. Я шагал по утреннему туману, как по облакам, нет не шагал — парил. Студеный ветер свободы опьянял. Казалось, после этой ночи моя жизнь станет одним большим счастьем. Ничто теперь не помешает мне жить и поступать свободно. Даже возможность драться, бить, воевать перестала казаться запретной и чуждой.